Не отступать и не сдаваться. Том 4

А левая рука тоже вся горела обжигающей болью. Работать ею я вряд ли смогу.

— Какого хера? — спросил Худяков, наклонившись ко мне. — Что случилось, Витя?

Поскольку я сидел, склонившись вперед, он взобрался на ринг и встал передо мной. Схватил за плечи и приподнял. Посмотрел мне в глаза.

Я поразился тому, как он взволнован. Потом обратил внимание, что тренер побледнел, как мертвец. Наверное, я выглядел не лучше.

— Hey! — закричал рефери, подходя к нам. — Are you alright? Is it ok?

Помимо него, к нашему углу подошел посланец от организаторов. А еще неподалеку топтался врач. Я поглядел на Худякова и чуть заметно качнул головой. Не знаю, не знаю, смогу ли я выдержать следующий раунд. Но так просто я тоже не могу сдаться.

— Все хорошо! — закричал Худяков, выпрямляясь и успокаивающе подняв руки. — Все хорошо, он в порядке!

Все отошли, но я заметил в стороне нескольких журналистов и фотографов, жадно наблюдающих за нами. Они походили на стервятников, кружащих над головой умирающего человека.

Вот дерьмо, я что, выгляжу так хреново, что меня уже пора списывать со счетов? Я кинул взгляд в сторону угла противника и увидел, что Гарбей улыбается. По лицу его стекали струйки пота.

Но тут Худяков тряхнул меня за плечи. Травмированную руку я держал на весу, но ее все равно пронзила острая боль.

— Что случилось, Витя? — спросил он. — Долбаный живот?

Сначала я хотел скрыть от него травму руки, но потом передумал. Уж Худякову можно будет сказать правду. Он не будет действовать без моего согласия.

— Живот тоже и еще рука, — сказал я. — Та самая рука!

Худяков в ужасе посмотрел на мою руку. Хотел прикоснуться, но тут же отдернул ладонь. Подозвал помощника, велел принести бинт.

— Нет, Витя, — прошептал он. — Нет, только не это. Это же, как минимум, перелом. Ты должен сойти с дистанции. Ты не должен так рисковать ею.

Словно в подтверждение его слов, руку снова пронзила боль и я замычал, раскачиваясь на месте. Под воздействием этих ощущений утихла даже моя революция в животе. Хотя, скорее, не утихла, а затаилась, поджидая своего часа.

— Да, но золото Олимпиады! — простонал я. — Дядя Игорь, золото! Я почти добил Гарбея, даже с больным животом.

Тренер поглядел куда-то в сторону и вверх. Ага, на табло.

— Да, это точно, по очкам вы почти рядом, — сказал он. — Я все понимаю, Витя, но травма руки. Это не шутки. Как не крути, но я предлагаю остановить бой.

Сначала я хотел согласиться, но потом покачал головой.

— Это мы всегда успеем сделать. А пока что я хочу драться дальше. Буду работать только правой.

Худяков грязно выругался.

— Ты всегда был придурком, но сейчас переходишь все границы, — яростно сказал он. — Зачем так рисковать? Лучше расслабься и отправляйся на лечение. Оно того не стоит, Витя!

Но я уже заупрямился. Попросил помощника туго забинтовать руку. Пока он бинтовал, Худяков обреченно вздохнул.

— Делай, как знаешь, но если все будет плохо, я выкину полотенце.

Я опять покачал головой, хотя каждое движение отзывалось ноющей болью в теле. Рука нестерпимо болела, но я старался держаться.

— Нет, дядя Игорь. Только если я кивну, только тогда. Ну, и если я буду валяться в нокауте.

Тренер невесело усмехнулся.

— Тогда ничего выкидывать уже не придется. До чего же ты упрямый осел, Витя! Но наверное, если бы ты не был такой, то и не добрался бы до таких вершин. Может, тебе вколоть обезбаливающее?

Но я опять покачал головой. Препараты унимают боль, но и притупляют рефлексы. А это мне сейчас совсем ни к чему?

Рефери подошел к нам с переводчиком.

— У вас все в порядке? Перерыв закончен. Вы продолжаете бой?

Я встал и протянул руку, чтобы помощник надел перчатку на забинтованную руку.

— Да, мы продолжаем бой.

Худяков сказал мне: «Удачи!» и спустился с ринга. Кажется, он был потрясен моей глупостью. Я и сам не понимал, какого дьявола отказался закончить бой. Единственное соображение, что меня утешало, так это то, что я всегда успею это сделать. Вот только жалеть буду потом всю оставшуюся жизнь.

Рефери внимательно осмотрел мою руку. Гарбей подошел к нам, тоже цепко оглядел меня. Теперь он обратил внимание на мой неестественно согнутый корпус и руки. И кажется, обо всем догадался. Потом снова ухмыльнулся.

Я чуть не застонал, когда рефери ощупал мою раненую кисть. Правда, в некоторых местах она вовсе не болела и я мог шевелить пальцами. Вот только скручивать ее нежелательно. Это уже вселяло небольшую надежду.

Рефери остался доволен осмотром. Спросил, не надо ли врача, но я покачал головой. Скоро у меня башка отвалится от постоянного мотания ею.

— Хорошо, тогда продолжим поединок, — сказал рефери. — Займите, пожалуйста, свои позиции.

Он внимательно посмотрел на нас, вставших в боевые стойки, и скомандовал:

— Бокс!

По своему обыкновению, я тут же бросился на Гарбея. Вот только теперь я уже придерживал левую руку у подбородка, а сразу атаковал правой. Это получилось необычно и удар прошел в голову противника.

Плюс ко всему, он не ждал моей внезапной атаки. Думал, что я загинаюсь, как же. Но я опять руководствовался своим старым правилом. Если тебе хреново, сделай так, чтобы противнику было еще хреновее. Будь, как крыса, загнанная в угол. Терять нечего, поэтому надо драться с отчаянием обреченного.

Поэтому сейчас я атаковал голову Гарбея правой, заставляя открыть корпус. Правый кросс, довольно сильный. Как я уже сказал, он отлично прошел сквозь защиту и Гарбей даже невольно отшатнулся назад от удара.

Я тут же атаковал его живот левой. Ну как атаковал, по большей части, это был финт. Небольшой хлопок по локтю у корпуса. Потом хук правой, опять в голову. Снова финт левой, около головы, чтобы запутать противника. И уже хук в живот.

Все получилось просто великолепно. Последний удар заставил Гарбея согнуться от боли. Вот что значит неожиданность. Если бы моя левая рука работала нормально, я бы добил его ударом в голову. Но нет, пришлось ударить снова правой, но противник уже уклонился в сторону.