(Не)Падай

Слушать Клода – сплошное удовольствие. Он был как всегда пространным, с мудрым отголоском метафизического знания, и именно это привлекало в нём больше всего. Мне требовалось быть очень внимательной в разговоре с ним, потому что упустив даже одну деталь, сложно оказывалось понять, о чём речь. Темы плавно перетекали из одной в другую и мне нравилось идти вслед за его мыслью – ценнейшей единицей его немного эпатажного, но искреннего образа. Клод имел склонность быть загадочным, таинственным. Быть может, это из-за того, что он сам не знал, что выдаст в следующую секунду, а может потому, что класть он хотел на какую бы то ни было определённость.

Именно это отсутствие определённости и тяга к сумбуру, как я впоследствии осознала, было для него всей жизнью. Жизнь и есть сплошная неопределённость, так какого чёрта мы продолжаем загонять себя в узкие рамки? Вторя этому своему кредо, Клод мог смело говорить, что целью современных молодых людей должно быть жгучее желание «трахнуть систему». В пределах разумного, конечно. Его велеречивые фразы были похожи на психоделические проповеди, потому что Клод копал глубоко и нередко его язык не поспевал за мыслями. При первом разговоре многие его измышления были озвучены им мягко, с долей должного приличия, но сама их суть не менялась, и вот эта искренность подкупала.

Мы проболтали до часу ночи, сидя за одной лишь только барной стойкой, и изредка шевелили пальцами, тем самым прося бармена ещё по одной. Меня всегда впечатляло, что Клод более «приземлённый», в отличие от многих его коллег «по цеху». И теперь, когда я увидела это воочию, моему обожанию не было предела.

Всё хорошее имеет свойство заканчиваться, но я не чувствовала грусти. Это был самый счастливый вечер в моей жизни.

– Эй, Нора, – окликнул меня Клод, когда я уже уходила. – Возьми.

В его руках я увидела маленькую помятую визитку, которую он, должно быть, достал из кармана куртки или джинс. Клод протягивал её мне.

– Позвони мне, подруга. Идёт?

И я позвонила.

Глава первая

В семнадцатилетнем возрасте я была довольно-таки впечатлительной девчонкой. Всё, что происходило перед моими глазами, тут же откладывалось в голове, и неважно, нужна была ли мне та или иная информация или не нужна. Вне зависимости от моего мнения мозг сам принимал решения и достаточно часто рефлексировал в ответ на каждое событие. Умерла любимая кошка – рефлексия. Понравившийся мальчик поцеловал в щёку – тоже рефлексия. Я принимала всё близко к сердцу, и мама иногда в шутку говорила, мол, как ты вообще ещё не лопнула от переизбытка бушующих в организме химических процессов, ведь я чувствовала всё происходящее чрезмерно и с лихвой и могла быть ходячим дофамином и мелатонином – в зависимости от ситуации.

Именно тогда, в столь нежном возрасте, я впервые узнала о существовании Клода.

Мы с подругой пришли в кинотеатр и ткнули, что называется, пальцем в небо при выборе киноленты. Просто потому, что нам нечего было делать. При подкидывании монетки выпала решка, обозначая перспективу ближайшего времяпровождения.

Это была какая-то драма. О ней каждая из нас мельком видела по телевизору в рекламе, но мы не придавали ей большого значения – фильм как фильм, однако в тот день судьба сыграла со мной шутку, и я до сих пор не понимала злую или хорошую.

Я как ни в чём не бывало заняла своё место на сеансе и – признаюсь честно – заснула, а когда оклемалась, на экране уже разворачивалась некая трагедийная сцена, которая привлекла моё внимание. Точнее, внимание привлекло покрасневшее лицо, снятое крупным планом. Всё в слезах и соплях, оно было напряжено в эмоции злобы и одновременно горечи, и выглядело так, словно секунда-другая – и сейчас прорвёт. Эту сцену я наблюдала долго. Достаточно, чтобы осознать и оценить всю мощь актёрской подготовки, которая вкупе с красивым лицом образовывало просто впечатляющее «комбо».

Далее всё развивалось по банальнейшему сценарию: по приходе домой вбить в поисковике название фильма, открыть вкладку «актёры», найти нужную персону и, наконец, узнать имя.

Клод Гарднер.

Ну а дальше… Дальше всё типично. Это и бессонные ночи в попытке охватить сразу всю фильмографию, это и долгое любования фотографиями с многочисленных фотосессий для разных журналов, это и стыдливые попытки читать высокорейтинговый фанфикшн и прочее-прочее-прочее. Признаюсь, сначала меня интересовало только лицо. Какой семнадцатилетний подросток задастся целью проникнуть сразу «под рубашку» в попытке извлечь из глубин чужой души какие-то затаённые смыслы? Помнится, я даже ставила одну интересную фотографию Клода на заставку телефона, чтобы любоваться его чёрными густыми – гуще, чем у меня – волосами, выразительными бровями, миндалевидными глазами с бледными-бледными веками и красивыми губами. Этот этап я называю «писать кипятком». Нет, ну правда, любое упоминание о Клоде воздействовало на меня самым странным образом, и тогда я начинала активно вступать в разговор, презентуя своё увлечение им как некий трофей, и начинала буквально сгорать от нетерпения, чтобы высказаться, словно я превращалась в бесперебойную батарейку «дюрасел», готовую без умолку трещать об объекте своего восхищения.

Следующий этап более осмысленный – «докопаться до сути».

Рано или поздно наступает момент, что тебе становится недостаточно своего кумира, будь он запечатлён хоть в самых разных ипостасях, в самых разных одеждах и в самых разных настроениях. Тебе хочется узнать, чем он дышит, чем живёт, и вот тогда начинается самое приятное – копание глубже, за эту самую пресловутую «рубашку». Это было приятно хотя бы потому, что так я ощущала себя намного ближе к нему, чувствовала себя даже похожей на него, узнавая какие-то факты. После в ход пошли разномастные интервью. Я читала и смотрела их в запой, выписывала показавшиеся мне интересными умные мысли (а мыслил Клод восхитительно нешаблонно) и распечатывала его цитаты, чтобы вклеить их в мой особый «альбом ценностей».

Дальше был, пожалуй, самый важный в становлении моей личности этап – «сублимация». Да-да, это то самое явление, которое становится неотъемлемой частью человека, когда из-за чего-либо или из-за кого либо он испытывает эмоции и ищет, как бы выразить их в подходящем для себя эквиваленте.

Первый портрет Клода из-под моей руки вышел жутким и «топорным», полным типичной неумелой техники, которой я понабралась из онлайн-самоучителя в Интернете. На первых порах я не требовала от себя много, и бросить всю эту затею не дало чётко сформулированное самой себе намерение – «я хочу изобразить его просто божественно». Так звучала моя цель.

Я всегда уважала увлечённых чем-то или кем-то людей, потому что они способны излить своё восхищение в стихах, на полотне, в прозе… Да хоть с помощью гончарного круга, главное иметь воображение. Взять тот же самый фанфикшн. Им занимаются не обыкновенные ленивые «диванные потребители», а люди, которые способны говорить языком искусства в ответ на происходящее по ту сторону экрана.

В итоге божественный портрет я-таки нарисовала. Это случилось спустя несколько лет, когда мы с Клодом уже были «накоротке». Благодаря Клоду я развила в себе талант и даже стала зарабатывать на этом, рисуя на заказ.

Резюмируя всё вышесказанное и подведя итоги всех перечисленных, но далеко не последних этапов, можно сказать, что моя история началась самым предсказуемым и тривиальным образом.

К девятнадцати годам, незадолго до первой встречи с Клодом в одном из баров Нью-Йорка, я знала о нём несколько гиперважных вещей:

1. Клод бисексуал. Об этом он заявил ещё в самом начале своей карьеры, хотя и не любил ярлыки. Помнится, на одном из комик-конов журналист из зала задал ему каверзный и невероятно тупой вопрос.