(Не)Падай

Я слишком долго пыталась его понять и оправдывать его перед самой собой.

Многие со стороны могли подумать, что я холодна к Клоду и даже ненавижу его. Горько. Очень горько, что никто не знал, как сильно я его любила даже сейчас. И это не та глупая любовь, когда бабочки в животе и радостные взвизги от одной только встречи, и уж тем более не любовь сумасшедшая и абсурдная, которой страдали двинутые на голову поклонницы Теда Банди [4] , а любовь самая незавидная и давно потерявшая свою романтическую суть. Пожалуй, это была любовь-привязанность (не путать с привычкой), а она в тысячу крат сильнее обычной любви, потому что быть намертво привязанным к человеку означает отказаться от притязания на него и продолжать любить не как вторую половинку, а просто как человека очень родного, и вот в этом «просто» таилась вся мощь чувства.

4

Серийный убийца, живший в 20 веке. Он был настолько харизматичным, что многие девушки наряжались специально для него, приходя в судебный зал

Скоро пора было возвращаться в зал. Оказалось непривычно видеть Клода в строгом чёрном костюме. Он давно перестал носить что-то эпатажное и яркое и максимум ограничивался драными джинсами и кофтами с горлом. Увидев его в зале в очередной раз, я начала вспоминать.

* * *

Мода явление, как правило, непостоянное. Раньше она гордо шагала по земле с одной целью – одеть человека со вкусом и с удобством. В нынешнее время мода превратилась в какой-то цирк, целью которого было продемонстрировать всю фантазию того или иного модельера. Проще говоря, мода перестала иметь практический характер и стала искусством из-за очень сложных и нередко абсурдных форм одежды. Я не осуждала никакие модельные дома и даже сама являлась большой поклонницей творчества (а это иначе никак не назовёшь) Айрис Ван Херпен [5] . Просто я не понимала, зачем звёзды рядятся в этот эпатаж как безмозглые куклы. Казалось бы, кто в здравом уме будет носить, например, три узких полоски ткани, едва прикрывающие всё самое интимное? Но такие личности были. Возможно, они больше не знали, как привлечь к себе внимание, а возможно – что большая редкость – имели намерение что-то сказать своим образом этому миру. Безусловно, существовал и коммерческий фактор – это сотрудничество между звездой и модельным домом. Словом, феномен экстравагантных одежд объясним в целом, но не в частности, если брать каждую публичную личность по отдельности, потому что публичные личности не отчитываются перед фанатами, почему они выбрали тот или иной образ. Они просто одеваются, как им вздумается, а те смотрят на них, как пастор на Священное Писание.

5

Современный дизайнер, славящийся созданием креативной одежды (в частности – платьев)

Вопросом моды я начала задаваться где-то в двадцать один год. Тогда Клод уже вовсю расхаживал в женской или унисекс одежде, и я была с ним солидарна только потому, что одевался и красился он грамотно, со знанием дела. Его стилем не занимался никакой стилист, Клод сам был подкован в данном вопросе и всегда правильно и гармонично сочетал элементы гардероба. До определённого момента.

В процессе продакшна Клод вёл себя странно. Мы с Майком и Генри пару раз посещали съёмочную площадку и видели, как Клод играет и как он ведёт себя по уже ту сторону камер. Он был напряжён физически и морально, постоянно оглядывался, опасливо искал кого-то взглядом, а когда не находил, на пару мгновений расслаблялся, и вот тогда он более-менее напоминал нашего старого доброго Клода.

– Когда у вас конец съёмок? Мы давно не давали концерты, – сказал Генри.

Клод покрепче затянулся.

– Конец через месяц. Потом постпродакшн. После этого я весь ваш. Кстати, – вспомнил он, – мне звонил один журналист, и он хочет взять у нас интервью. Вместе. Нора, ты тоже можешь присутствовать.

Я удивилась.

– Причём тут я?

Клод улыбнулся.

– А то ты не знаешь.

– Нет, не знаю.

– Ты важная частичка нашей импровизированной семьи, – заметил мне он. – И я уверен, тебе будет что сказать.

К нам подбежал парень-ассистент.

– Клод, Нил хочет тебя видеть.

Клод как-то нехорошо напрягся.

– Зачем?

– Не знаю, – пожал паренёк плечами. – Моё дело донести до тебя информацию.

Благодушное настроение Клода моментально улетучилось. Напоследок он затянулся сигаретой так глубоко, словно желал прожечь себе лёгкие едким дымом, и остервенело потушил её об урну.

– Всё нормально? – спросил Майк.

Клод налепил улыбку.

– Пре-кра-сно. Просто замечательно. Ладно, мне пора.

Следующим днём на премьере ранее снятого фильма Клод объявился просто в ужасном наряде. Создавалось такое впечатление, что при выборе образа он просто вслепую достал из шкафа первую попавшуюся вещь и надел её на себя. Это был полностью закрытый балахон, похожий на греческий хитон в пол, больше напоминавший цвет грязи, а на ногах – о ужас – красовались красные лакированные полусапожки. Меня накрыло удушливой волной «испанского стыда». Раньше Клод никогда не позволял себе одеваться безвкусно, однако я вспомнила его фразу о том, что он одевался так, как чувствовал себя, и я поняла, что что-то нехорошее с ним в жизни всё же происходило.

У меня имелось несколько версий:

1. Клод уставал.

2. У Клода творилось что-то непонятное на съёмочной площадке.

3. У Клода выработалась маниакальная зависимость от травки, без которой он уже не мог существовать.

При всём при этом я не исключала, что все три пункта могли образовать убийственное «комбо».

О первоистоках проблем Клод не говорил даже ребятам из музыкальной группы. Генри и Майк знали что-то очень поверхностно, отдалённо, и потому не торопились делиться скудной информацией, чтобы ненароком не соврать по незнанию. Как-то давно они намекали мне на какую-то аббревиатуру, которую я никак не могла понять, и на этом, собственно, их осведомлённость заканчивалась.

Спустя какое-то время меня очень удивил звонок мобильного, завибрировавшего по столу около трёх ночи. Не разбирая наименования звонившего я просто взяла трубку.

– Алло.

Пару секунд я слышала непонятное шелестение и возню.

– Нора… Нора.

– Клод? – Я тут же встрепенулась, резко сев и свесив ноги с кровати. – Что такое?

– Я не знаю… Не знаю, где я.

Внутри меня всё заледенело.

– Как это ты не знаешь, где ты?..

– Просто не знаю. Всё как в тумане.

– Так, – твёрдо произнесла я, собираясь с мыслями. – Опиши мне, что ты видишь перед собой.

– Нора, это невозможно. Я больше так не могу, понимаешь? Не могу.

Я вообще едва осознавала, о чём речь. Сначала он говорил о том, что где-то затерялся, а потом твердил «не могу», и это меня сильно путало.

– Сначала мы найдём тебя, а потом всерьёз поговорим о твоём состоянии. Итак, ещё раз, – я тяжело вздохнула, – что ты видишь перед собой?

– Лес. Скамейку. Я проснулся лёжа на ней, и голова… голова идёт кругом.

– Ты видишь какие-нибудь указатели, может быть, дорогу или машины?

– Указатель. Он. Далеко, – отрывисто пробормотал Клод сдавленным голосом.

– Иди до него, я повишу на линии.

Мне пришлось ждать около четырёх минут, пока Клод снова не подал голос.

– Пригород Н.

Я моментально сообразила.

– Жди там. Я приеду на такси.

Мне в голову не приходило размышлять, почему он позвонил именно мне, а не кому-нибудь из ребят. Я подорвалась с кровати, оделась и пулей вылетела из своей квартиры прежде, чем спросила бы разрешения у самой себя. Проще говоря, я действовала на автомате, как действует мать, когда узнаёт, что её сын попал в беду – она мчится со всех ног и ей плевать на время суток, погоду и прочие препятствия.

Я догадывалась, где ориентировочно находился Клод, и сказала таксисту везти меня за город до указателя пригорода Н. Время в машине тянулось долго, и я успела обкусать себе все губы в приступе острого волнения. Как Клод попал за город? Почему он не помнил, где он? И, наконец, что он такого принял?

– Здесь! Остановите! – нетерпеливо попросила я водителя, увидев ту самую лавку, на которой, низко-низко склонив голову, сидел Клод.

Машина с большей резкостью, чем полагается, остановилась у обочины.