Не плачь, моя белая птица

– Ну, Кулёша, не изменился за это время, изворачиваться и хитрить с детства умел и теперь не разучился.

Афанасию Петровичу комплимент, кажется, пришёлся не совсем по душе, да и старое прозвище покоробило, но он промолчал.

– Как она?

– Глафира? – Афанасий Никитич задумался, потом махнул пренебрежительно рукой, – постарела.

– Но ты знакомство с ней поддерживаешь?

– А как же? Все эти годы знаемся. Даже жениться на ней одно время думал.

– Что же помешало?

– А то ты сам не догадываешься.

Гость усмехнулся.

– Страшно? С детства такой был, таким и остался. Напакостишь – и в кусты.

Афанасий Петрович засопел чуть обижено. Рядом со старшим братом словно и не было стольких лет взрослой и успешной самостоятельной жизни, а вернулись детские годы и прежние обиды.

– Ладно, не дуйся. Пошутил я.

Клим Васильевич прошёлся по комнате, рассматривая безделушки, посмотрел в окно.

– А ты, я вижу, неплохо развернулся.

– Что есть, то есть, – у Афанасия Петровича настроение вмиг поднялось. Захотелось похвастаться. Секунду колебался, потом рассказал коротко о своих успехах.

– Да, высоко поднялся младший сын крепостного егеря Николки Воробья. Хвалю. Знал бы отец…

– И мать. Мне мать больше жалко. Ей бы пожить за сладким столом да на мягких диванах. Но не привелось… Ну, а ты как? – Афанасий Петрович с интересом взглянул на немного сутулую худощавую фигуру старшего брата.

– Едва не женился. Промотался. Так что, сам понимаешь, больше тянуть не буду. Может, ещё к Глафире присмотрюсь. Она женщина состоятельная, одинокая. А? Что скажешь?

Афанасий Петрович промолчал.

Глава 39

Вечером Дуняша хозяйничала во дворе. Дела привычные: покормить – напоить скотину, почисть в сараях, подоить корову. Непривычно только без сестрицы.

Ванятка помогал. Но и вдвоём управлялись до позднего вечера. Пришлось в сенях для света уличную дверь раскрыть нараспашку, когда процеживала парное молоко. А то уже и не видать толком ничего.

С кувшином в руках вошла в избу. Горница неярко освещалась лучинами. Все уже собрались. Кроме Ерины. Дуняша никак не могла привыкнуть к той пустоте, которая теперь всюду. И которой раньше не было. Она и не знала о её существовании. И эта пустота такая тоскливая, что ощущая её, Дуняша часто вздыхала. И эта пустота – то место, в котором до недавнего времени была Ерина.

Конец ознакомительного фрагмента.