Не плачь, моя белая птица
Шрифт:
Представлялось тогда, что и паренька кто-нибудь обогрел. Ведь не сухой тулуп надевал на себя. После мокрой Луши и тулуп вымок. Но долго его не видела, спросить не могла.
А потом, когда коров стали в поле гонять, узнала в пастушке своего спасителя, здороваться стали.
Мать и рассказала, что того Стёпкой кличут. И сирота он.
А Бурёнка молодец, вовремя характер показывать стала. Так думалось Луше. Уж очень приятно свирельку послушать. Вот и стали по утрам ходить вместе.
На лугу сели, как в последнее время всё чаще случалось, рядом на пригорке. Коровы привычно занялись своими коровьими делами. Сзади осталось село
Луша передала узелок с тремя картофелинами и краюшкой хлеба.
– На, мать наказала тебе отдать.
Стёпка взглянул равнодушно.
– Вечером приходи пораньше, я спеку, вместе съедим.
– Ладно, – обрадовалась Луша приглашению.
Стёпка вновь заиграл.
Ночью, лёжа на печке, Луша думала о прошедшем дне. Мысли перескакивали с предмета на предмет, а потом и подумалось ей: а как же Стёпка тогда, весной?
В мокром тулупе, в холодном коровнике, один. Представила его в соломе, замёрзшего, никому не нужного. Страшно быть одному. Страшно быть сиротой.
Глава 4
– Голубчик, Афанасий Петрович, откушайте ещё и грибочков, – потчевала своего давнего приятеля Глафира Никитична.
– Не изволь, матушка, беспокоиться, всего отведаю, – немолодой помещик был частым гостем и уже давно чувствовал себя в Дубравном свободно.
– Ещё рюмочку, – не отставала помещица.
– С удовольствием, только ежели с Вами.
Глафира Никитична согласилась составить компанию.
Какое-то время слышалось лишь звякание посуды и хруст пережёвываемой пищи.
На дальней конце стола сидела поникшая девушка в тёмном платье, волосы её были спрятаны под старомодный чепец. Она едва притрагивалась к пище и совсем не участвовала в разговоре.
– Ох, уж эти свободные нравы, – через некоторое время продолжила помещица прерванный разговор. – Это ещё ангельское терпение и милосердие у нашей матушки, милостивой государыни.
– Что верно, то верно, – согласился изрядно покрасневший от крепкой наливочки Афанасий Петрович.
– Подумать только, саму царскую власть надумал критиковать! Это же до чего докатиться можно!
– Это вы про вольнодумца Радищева? Ну и докатился. Теперь в остроге десять лет пусть посидит, подумает.
– И пусть благодарствует, что милосердная наша государыня отменила его казнь. Крепостные, видите ли, страдают. А кто они такие, эти крепостные?
– Грязь.
– Хуже грязи. Тьфу! – Глафира Никитична почувствовала привычное раздражение.
– Однако, мне пора. Нынче ещё на поля надо съездить.
– Ну, что же, оно езжайте, ежели пора, но только завтра вечером ко мне непременно на ужин, – согласилась помещица и позвонила в колокольчик.
– Проводи господина Овчакова, – приказала горничной.
Когда гость вышел, Глафира Никитична вдруг проворно подскочила, приблизилась к двери, за которой только что скрылись помещик и горничная и, немало не стесняясь сидящей девушки, откровенно стала прислушиваться, что происходит в прихожей.
Девушка ещё ниже опустила голову.
– Варя, иди сюда, – прошипела вполголоса Глафира Никитична.
Та послушно приблизилась.
– Глянь-ка, что там в прихожей, – помещица почти вытолкнула девушку в дверь.
В прихожей разомлевший помещик прижал перепуганную горничную в самый угол. Увидев вошедшую девушку, Афанасий Петрович
смущённо крякнул и поспешил на улицу.Не успела закрыться за ним дверь, как показалась Глафира Никитична.
Цепким взглядом окинула присутствующих.
Бледная горничная стояла у вешалки, прижав руки к груди, рот её некрасиво кривился в каком-то немыслимом напряжении.
Варя боялась поднять взгляд на свою благодетельницу. Она уже присутствовала на похожих сценах, и от одного предвидения дальнейшего ей становилось дурно.
– Ну, я так и знала, змеища подколодная, – начала Глафира Никитична, медленно приближаясь к горничной.
– Барыня, ничего не было, – девка бросилась ей в ноги.
– А раз ничего не было, чего тогда бояться? – помещица говорила почти ласково, но белые глаза выдавали её бешенство.
– Глафира Никитична, матушка родненькая, – Варя и сама не понимала, как бросилась к помещице, схватила её за руки и стала неистово целовать, не давая этих рукам вцепиться в девушку, – видела. Афанасий Петрович поправлял у зеркала сюртук. Агаша держала шляпу.
На секунду показалось, что помещица ударит свою крестницу. Но, похоже, опомнилась.
– Ступай, заступница, – с раздражением бросила той. – И без тебя разберёмся.
Варя ушла, беспомощно оглядываясь на Агашу. Но и у Глафиры Никитичны пыл поугас.
– Пошла прочь, паскуда.
Девушке дважды не пришлось повторять.
Глафира Никитична тяжело опустилась в кресло.
Столько лет уже смотрит она на своего соседа и не понимает, чего он ждёт.
Овдовела она много лет назад. И все эти годы Афанасий частый гость, преданный друг, интересный собеседник, советник во всех делах. И только-то? А она ведь не молодеет. И с каждым годом всё тяжелее смотреть на себя в зеркало. Столько лет потеряли, а могли бы жить и жить. Два поместья кабы объединить, вот сила была бы. Но он, похоже, не понимает своего счастья.
А эти девки бесстыжие, так и вертятся, зубы скалят, завлекают. Молодые, свежие. Где тут мужику устоять?
Глафира Никитична в бессилии замычала сквозь сжатые губы.
Кажется, вот только что и она была прекрасной юной девушкой. Потом женой. И добрый приятель её мужа, молодой помещик Афанасий, оказывал ей знаки внимания. И она их со смехом принимала, насколько может принимать ухаживания молодого человека замужняя дама, не уронив себя в глазах общества.
И немного знаков внимания принимала втайне от глаз общества. И особенно от глаз собственного мужа.
А когда стала вдовой, отгоревав положенный срок, стала ждать предложения руки и сердца. И вот до сих пор ждёт.
Эх, кабы вернуть ей годков двадцать назад.
Глава 5
Из открытого окна тянуло прохладой. Может, и не следовало находиться у него так долго, но Варя никак не могла побороть сковавшее её оцепенение. Так и сидела, кутаясь в тёплую шаль, слушая трели соловья и глядя в залитый лунным голубоватым светом сад.
Такая ночь сказочная. Садовые дорожки казались непривычно загадочными в ночном свете, и теперь по ним должны бродить другие существа. Днём туда-сюда бегают она, Глафира Никитична, многочисленная дворня, садовник со своими инструментами. А сейчас время для других созданий. И под сладкозвучные песни соловья представлялось Варе, что вот-вот покажется стройная фигура в длинной белой рубахе и с распущенными зелёными волосами русалки.