Не погаси огонь...
Шрифт:
Курлов же настоял и на назначении директором департамента Нила Петровича Зуева. Зуев понимал, в какую игру вовлечен. Однако, высказывая преданность и Столыпину и Курлову, делал вид, что находится в неведении. Службист, он знал: «Цари беснуются, а платят ахеяне». Посему трудился усердно, но решение острых вопросов оставлял на усмотрение высшего начальства.
Вот и сегодня, ознакомив товарища министра с высказываниями «Русского слова», он изложил проект создания центрально-филерского отряда в дополнение к местным, существующим при охранных отделениях, и «летучим», которые департамент комплектовал по мере особой надобности. Зуев предлагал собрать в центральный отряд наиболее
– Вполне своевременно, – одобрил оба проекта товарищ министра. – Что у вас еще?
В папке директора было ходатайство известного департаменту политэмигранта, инженера-технолога Красина Леонида Борисова о разрешении вернуться в пределы России.
– Означенное лицо в период событий пятого года ведало финансами и техникой РСДРП, – заглядывая в бумаги, доложил Нил Петрович. – Имелись косвенные указания на причастность Красина к тифлисской экспроприации, осуществленной боевиком Тер-Петросяном. Инженер укрывался в Финляндии. В свое время департамент добивался от тамошних властей выдачи его, однако он был освобожден финнами и эмигрировал.
– А теперь сам ходатайствует о возвращении? – озадаченно переспросил Курлов. – Чтобы мы его арестовали? Непонятно.
– В настоящее время Красин является одним из директоров берлинской фирмы «Сименс и Шуккерт», почитается крупнейшим в Европе специалистом. Фирма намеревается назначить его директором своего филиала в России с местом пребывания в Москве.
– Что вы сами полагаете по сему поводу, Нил Петрович?
– Как нам известно, фирма тесно связана… – Зуев запнулся. – Точнее сказать, фирме покровительствует государыня императрица Александра Федоровна. Я опасаюсь…
– Пусть инженер возвращается, – Курлов не позволил директору высказать своих опасений. – Тем более, что таких деятелей лучше держать под наблюдением у себя дома. Сообщите по инстанции: министерство возражений не имеет.
Последним в сегодняшнем докладе Зуева шло донесение военного губернатора Забайкальской области об очередном обвале на шахтах Нерчинской каторги. В числе погребенных были названы и некие Антон Путко и Федор Карасев. Это донесение не задержало внимания товарища министра. Обвалы были и будут, погребены десять или двадцать – что поделаешь, от судьбы не уйти, так уж у каторжников на роду написано. Надо лишь не допустить, чтобы сообщение проникло на страницы газет. Борзописцы раздуют! Заодно Курлов приказал директору вычеркнуть всех погибших из циркулярных списков и карточек департамента. Достаточно в этих списках и живых душ – разыскиваемых и уже водворенных по месту назначения.
– Кстати, как разрешилось дело с артистом? – вспомнил Павел Григорьевич. – Неужели он действительно столь в^рноподдан? Не верится.
– Вы совершенно правы, ваше превосходительство. Мы прояснили обстоятельства. Имел место казус: когда в театре в присутствии государя императора начали со сцены исполнять гимн, весь хор пал на колени – и остался стоять лишь сей певец. Да, видимо, убоялся столь явной демонстрации и посему соизволил присоединиться к остальным, – с ноткой сарказма ответил Зуев.
– Ох уж эти артисты! – Курлов был весьма недоволен поведением знаменитости. – С чего же тогда эти либералы взъелись на него?
– Тоже, видно, не сразу разобрались. Нынче же страсти в обществе
утихли, все образовалось само собою: артист остается в отечестве.– Уж эти мне артисты! – повторил товарищ министра и даже покачал головой. И снова вернулся к Красину. – По прибытии директора «Сименса и Шуккерта» в Россию прикрепите к нему опытных филеров и ни на минуту не спускайте с него глаз!
26-го июля. Вторник
В 9 час. посетил миноносцы №№ 214, 215, 218 и 219 и затем Скатудден. После этого покатался в байдарке и отлично выкупался. Жара была поразительная. В 1 1/2 снялись с якоря и покинули малый рейд. На большом рейде стоял действующий отряд Балтийского флота с четырьмя дивизионами миноносцев. В 7 час. стали на свою бочку в Кронштадте с нашими пятью эскадренными миноносцами. Принял морских начальствующих лиц. После обеда на юте была красиво устроена кают-компания. Играли в кости и ели раков.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В купе Антон оказался один. Чемодан, без его забот доставленный из камеры хранения, уже лежал на багажной полке.
Ударил колокол. Пробежали вслед за носильщиком опаздывающие пассажиры, трубно рявкнуло, и поезд Чита – Петербург тронулся.
Проплыли грязно-кирпичные станционные постройки. Бараки, избы, огороды… Открылась долина, а за нею – гряды сопок. Небо было хмурым, и сопки отливали свинцом. На сером озере ветер качал метелки тростника. По мутно просвечивающему солнцу Антон определил, что едут они на юго-запад.
Дорога эта начала действовать не так давно, в пятом году. «Обновили» ее генерал-адъютанты Ренненкампф и Меллер-Закомельский, командиры карательных экспедиций: на каждой станции вершили они свои скорострельные суды…
Поезд увеличивал ход. Полотно ушло в створ откосов, и на щебенчатых склонах Путко увидел врывшиеся в землю полузасыпанные кайлы и кувалды, остовы поломанных тачек. Как у них там, в штольнях… Да ведь не так давно и здесь были участки той самой «колесухи», по которой мечтали бежать каторжники. Все, все в этом краю – на поте, крови и костях… Вдоль дороги по крестовинам столбов провисли телеграфные провода. Не передается ли по ним на ближайшую и последующие станции циркулярное оповещение: «Задержать! Арестовать!»?.. «Только кого?.. Нет ведь более Антона Владимирова Путко – в купе первого класса совершает путешествие коммивояжер Анатолий Захаров Чащин!..»
Дверь купе отодвинулась. В проеме показался грузный мужчина.
– Мое? – обратился он к кому-то. И к Антону: – Честь имею!
– Ваше-с, ваше-с! – отозвался голос из-за его спины.
Мужчина вошел, сбросил на диван шляпу. Следом за ним проводник втащил чемодан и накрытую крахмальной салфеткой корзину.
– Чуток не запоздал! – Мужчина перевел дух и представился: – Переломов-младший. Матвей Саввич. С кем имею честь?
– Чащин Анатолий Захаров. Торговый дом «Кунст и Альберте», компаньон отделения в Никольске-Уссурийском.
Выдав весь свой титул в первый раз, Антон подумал: чересчур длинно и заученно.
– А, всевозможный мануфактурный и галантерейный товар! – Переломов не скрыл насмешки. Отшвырнул салфетку. В корзине оказалось полдюжины бутылок, закуска. У Антона засосало под ложечкой: с самого утра ничего не ел.
– Выпьем, – не предложил, а как бы приказал мужчина, достал из корзины фужеры, откупорил бутылку, налил до краев. – Будем знакомы. До дна, до дна! – С удовольствием крякнул. – Ишшо по единой!