Не погаси огонь...
Шрифт:
Вечером того же дня Мамед-али отвел Антона в другой дом, в том же поселке Баилово.
Встретивший их там мужчина молча, внимательно посмотрел на Путко. Антон тоже разглядывал его: молодой, если и старше, то самое большее – на год-два. Крупный нос, оливковый цвет лица, большие жгучие глаза. Типичный красивый кавказец. «Какое же это дело, из-за которого он не смог повидаться даже с давним другом?» – подумал Путко, едва сдерживая нетерпение.
– Мне передали, как относится к вам Камо, – первым проговорил мужчина. – Знаю и о вашей предшествующей работе… Рад познакомиться. Будем действовать вместе, товарищ Владимиров. Меня зовут Серго. – Пригласил к столу. – Значит, Никитич снова в России? А я думал, что он еще в Берлине… Выдающийся человек. Но сейчас… – Он остановился.
– Что сейчас? – с тревогой спросил
– Все очень сложно, – буквально теми же самыми словами, что и Красин, ответил Серго. – Вы же знаете сами: после поражения революции среди большевиков нашлись люди, которые ударились в опасную крайность – стали добиваться, чтобы партия отозвала своих депутатов из Думы, отказалась от всякой работы в легальных организациях, ушла в глубокое подполье и оттуда развернула «революционные действия».
– Слышал – это отзовисты, ультиматисты.
– Да. Ленин видит огромную опасность в их призывах: отказываясь от всех форм легальной работы, от широких связей с массами, лишая нас легального прикрытия, они превращают партию в узкую секту. Так вот: Никитич примкнул к этим группам. А теперь сам почувствовал, наверное, свою неправоту и отошел от партийной работы.
– Не может быть! – все еще не хотел поверить Антон.
– К сожалению, это так… Но у каждого в выборе позиции есть много своего личного. Перед отъездом из Парижа у меня был один разговор о Никитиче. Конечно, Леонид Борисович глубоко не прав, но понять это ему особенно трудно: он боевик, всегда занимался техникой, был на самых опасных участках борьбы, а теперь надо сесть в Думе рядом с теми, против кого он еще недавно дрался на баррикадах. Может, он еще не готов к этому и тяжело переживает. Но наши кавказцы уверены: Никитич – наш!
– Я тоже убежден в этом! – воскликнул Антон. – А какая сейчас вообще обстановка в партии? За этот мой каторжный год…
– Ленин и все мы, ленинцы, продолжаем вести ожесточенную борьбу с ликвидаторами.
Путно хорошо представлял себе, кто они такие, эти «ликвидаторы», меньшевики, сторонники Мартова, Дана, Аксельрода. Это они после разгрома революции заявили, что-де время подполья прошло и что теперь социал-демократическая партия должна существовать легально, стать «дозволенной оппозиционной партией» с благосклонного разрешения царя и под наблюдением Столыпина. Они приводили в пример английских лейбористов и немецких социал-демократов: уживаются же одни с королем, а другие с императором. Меньшевики кляли «роковое безнадежное предприятие» – пятый год, ругали большевиков и весь российский пролетариат за их «чрезмерную» революционность, отпугнувшую либеральную буржуазию, утверждали, что «царизм победил надолго и вопрос о новой революции должен быть снят с повестки дня», а самих себя прочили в респектабельные парламентарии. Вот уж точно выразило самую их суть приклеившееся к ним название: «ликвидаторы».
– Но в последнее время, – продолжал Серго, – усилилось новое течение, которое не только мешает нашей борьбе с ликвидаторами, но даже вредней и опасней их самих, – это Троцкий и его сторонники. Это трусливые и подлые защитники ликвидаторов, опасные особенно тем, что они кричат: мы-де не большевики, не меньшевики, а революционные социал-демократы! На деле же они поддерживают своим соглашательством именно ликвидаторов и тем обманывают рабочих. Соглашатели всегда вреднее явных врагов – они прикрывают зло, и тем трудней его разоблачить!.. Ну да ладно, – оборвал свою гневную фразу и неожиданно улыбнулся Серго. – Для борьбы против ликвидаторов и троцкистов я и приехал сюда, и именно в этой борьбе вы будете мне помощником. Пока о конкретном нашем деле говорить не буду. Скажу лишь одно: я приехал по заданию Ленина. Ну, до завтра!
На том их первый разговор закончился.
Антон вернулся в дом Мамеда-али. А когда на следующий день снова встретился с Серго, тот был явно не в духе.
– Все нет и нет!.. Эти негодяи примиренцы из ЗОК… Те же троцкисты… Почему молчат? Нужно ездить, встречаться с товарищами в комитетах. Нужно созывать коллегию, а на какие деньги? Здешние рабочие сами с хлеба на квас перебиваются… Почему же они там, в Париже, молчат?
Антон понял: то очень важное задание, для выполнения которого прибыл сюда Серго, тормозится из-за нехватки денег.
– Когда я был в Питере,
Никитич сам спрашивал, как у меня с финансами, предлагал помочь.– Хорошая мысль! – воодушевился Серго. – Мне все равно надо послать вас с поручением в Киев. Оттуда заедете в Питер, возьмете у Никитича все, что он сможет дать, и сразу же вернетесь назад. Предстоят очень важные дела.
…Может ли допустить Организационная комиссия, желающая иметь живую связь с местными организациями, оставить без ответа три телеграммы, посланные ей, а также ряд писем? Я думаю, что всякий согласится, что нет, не может допустить.
Может ли тормозить и должна ли тормозить создание Российской организационной комиссии Организационная комиссия, которая сама призывает в своих воззваниях к этому?
Опять-таки, я думаю, всякий согласится со мной, что если она на самом деле искренне в своих воззваниях высказывается, она не может и не должна тормозить великое дело создания российского центра.
Пора всем понять, что русское рабочее движение и вместе с ним русская социал-демократия вышли из того состояния, когда их опекали разные «друзья».
Не желая давать хихикать врагам партии, я остановлюсь пока на этом и повторю, что мной в продолжение одного месяца были посланы три телеграммы и 8 – 10 писем, имеющие очень важное значение, причем Организационная комиссия ни на одно, ни на другое не ответила.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Генерал Курлов прибыл в Киев за несколько дней до торжеств. Предстояло самым тщательным образом проверить, все ли меры приняты по обеспечению безопасности Николая II. Особая роль отводилась местному охранному отделению. Павел Григорьевич вполне мог полагаться на начальника отделения Николая Николаевича Кулябко – подполковник был его ставленником, да к тому еще, как выяснилось совсем недавно, родственником Додакова. Курлов же заручился полным расположением этого офицера, еще неделю назад ревностно служившего Столыпину. Что ж, полковник сделал правильный выбор. Курлова не волновал моральный аспект столь быстрой смены попечителей. Он и сам незыблемо руководствовался принципом отца, из сына холопа поднявшегося в офицеры: «Добродетель хвалят, но она мерзнет».
Сразу же по приезде в Киев он вызвал начальника охранного отделения:
– Доложите о состоянии готовности.
Кулябко развернул на столе карту города. Вся она была испещрена разноцветными линиями, значками и напоминала план боевых действий. Водя пальцем, подполковник начал показывать, где будут расставлены шпалеры солдат, а где – усиленные наряды полиции, агенты охраны и «гулялыцики» в гражданской одежде.
– Кроме войск, вдоль пути следования кортежа – вот здесь, здесь и здесь, – подполковник опускал указательный палец на вычерченные циркулем кружки, – будут размещены казачьи сотни, жандармские эскадроны, а также дружина «Союза русского народа», «Михаила Архангела» и общества хоругвеносцев. Войска, части корпуса и дружины уже прибывают в Киев. Желательно усилить наше отделение агентами для обеспечения секретной охраны.
– Хорошо, – сделал пометку Курлов. – Петербург, Москва и другие города выделят дополнительное число офицеров, филеров и сыскных агентов в ваше распоряжение. Известно ли вам о каких-либо планах подполья, направленных против государя во время его пребывания в Киеве? Не ожидается ли противоправительственных выступлений?
– Вроде бы все тихо, – оставляя лазейку, уклончиво ответил Кулябко.
– Еще и еще раз тщательно проверьте через агентуру, да и саму агентуру проверьте в соответствии с «Инструкцией по ведению внутреннего наблюдения», – с назиданием проговорил товарищ министра.
По этой «Инструкции» строжайше запрещалось использовать для охраны высочайших особ тех секретных сотрудников и агентов, кто ранее был причастен к революционным сообществам или был иудейского вероисповедания.
– Будет неукоснительно выполнено! – отчеканил подполковник.
– Как вам известно, под председательством киевского генерал-губернатора учреждена комиссия для распределения пригласительных билетов в места, кои государь удостоит своим посещением. Особо строго будут выдаваться билеты в Сад купеческого собрания и на парадный спектакль в Городском театре. Список будет составлен и утвержден после согласования с губернским жандармским управлением. Каждый билет я подпишу самолично.