Не погаси огонь...
Шрифт:
– Но некоторое количество билетов понадобится для моих людей, – позволил себе сказать Кулябко.
– Безусловно, – согласился генерал. – В комиссию по распределению билетов я включил офицера личной охраны государя полковника Додакова и вице-директора департамента полиции Веригина. Они озаботятся, чтобы вы получили столько билетов на своих агентов, сколько потребуется. Но, повторяю, проверить их и перепроверить!..
Следующим вечером Кулябко принимал у себя столичных гостей – дальнего родственника по жене полковника Додакова и статского советника Веригина, молодого чиновника, стремительно поднятого на департаментский Олимп
Хозяин и гости пребывали в том умиротворенном состоянии, какое приходит после напряженного дня, завершенного сытным обедом с водками, когда зазвонил телефон и горничная позвала к аппарату хозяина.
Кулябко вернулся в столовую несколько озадаченный:
– Господа… Позвонил мой давний сотрудник. Почему-то настаивает на немедленной встрече.
– Потерпит до утра, – отозвался Веригин.
– Кто такой? – полюбопытствовал Додаков.
– Некто Аленский. Работал по анархистам, по эсерам и иным. Был весьма активен. Год, как я передал его петербургскому отделению. Говорит: дело чрезвычайной важности и срочности.
– Надо принять, – сказал полковник. – В такие дни каждая малость может оказаться важной.
Кулябко вернулся к телефону.
Не прошло и получаса, как Аленский вбежал в переднюю. Он был в незастегнутом сюртуке, со сбитым галстуком, с криво сидящим на тонком носу пенсне. Бледное лицо его покрывали лихорадочные пятна. Правую руку он держал глубоко в кармане.
Увидев в распахнутую дверь столовой Кулябко и двух его гостей, он замер, испуганно огляделся и с облегчением перевел дух:
– Здра-авствуйте… Извините…
Вынул из кармана руку, провел ею по волосам. Додаков заметил, что волосы стали влажными. Лицо молодого человека было в испарине. «Лю-бо-пыт-но…»
– Проходите, прошу! – радушно улыбаясь, сказал Кулябко. Налил из графина полную рюмку, поднес.
Юноша взял. Рука его дрожала. Залпом выпил.
– Молодцом, по-гвардейски! Закусывайте. Рад вас видеть! – приговаривал хозяин дома. – Давненько мы не виделись! Что привело вас в столь поздний час? Не стесняйтесь, здесь все свои. Коллеги.
Гость успокоился. Лихорадочные пятна ушли с лица. Выражение стало сосредоточенным. Додаков даже подивился такой быстрой перемене: «Нервический тип».
– Так вот… Недавно ко мне заявился прибывший из Парижа анархист Николай Яковлевич. Раньше он уведомил меня о своем приезде письмом. При встрече же сказал, что замышлен террористический акт во время киевских торжеств, и я, как местный житель и член ячейки, должен оказать ему содействие… Против кого направлен акт и в чем должно быть мое содействие, он обещал сообщить мне позднее… Теперь, два дня назад, он явился ко мне на дачу в Потоки под Кременчугом. Сообщил, что в Киеве будет действовать с некоей девицей… Ниной Александровной. Моя же первая им услуга – дать возможность некоторое время жить на моей квартире, в доме отца на Бибиковском бульваре.
– Приметы Николая Яковлевича?
– Лет двадцати восьми – тридцати. Брюнет. Длинные волосы. Подстриженная бородка… – начал описывать Аленский. – Плотный. Роста выше среднего…
– А девица? Вы ее видели?
– Да. Тщедушная. Рыжие волосы, коса, широкие скулы… Веснушки… Некрасива. В очках. Лет двадцати трех. Курсистка… по виду.
– Где они находятся в настоящее время? – задал вопрос и Веригин.
– Не знаю. Возможно, в какой-нибудь гостинице в Кременчуге.
– Как вы должны дать им ответ?
– Николай Яковлевич сам установит со мной связь… Вот все, что я хотел вам сообщить.
– Вы можете отказать им в квартире, – заметил вице-директор.
–
Но тогда они устроятся в Киеве иным путем, и мы потеряем их из виду, – возразил Кулябко. – Я порекомендовал бы пойти навстречу просьбе террориста, дабы держать его в поле наблюдения.– Пожалуй, – отступил от своего предложения Веригин. – А вы, Николай Николаевич, направьте филеров в Кременчуг, на железную дорогу и на пристани, чтобы без промедления взять их на поводок.
– Будет исполнено незамедлительно, – ответил начальник отделения. Протянул руку к графину. – Еще рюмочку, дорогой друг?
Молодой человек снова выпил. Откинулся на спинку кресла, словно свалил с плеч тяжелое бремя.
Додаков продолжал молча разглядывать его. Маленький, как бы срезанный подбородок характеризует слабую, отступающую перед препятствиями натуру. В то же время складка губ выдает человека, подверженного капризам и бессмысленному упорству. Жаль, что скрыты за стеклами глаза. Но ясно: нервический, психопатический тип… Если в правом кармане сюртука пистолет, то к чему вся история с террористами? Карман отяжелен каким-то предметом… Может быть, боялся преследования, маниакальное состояние?.. Но история чересчур гладко изложена, жесты театральны.
– Кажется, затевается, – с воодушевлением проговорил Кулябко. – Ответьте вашему сотоварищу соответствующим образом, а меня держите в курсе событий. Когда Аленский вышел, полковник Додаков сказал:
– Надо немедленно доложить генералу Курлову. Через час у меня встреча с товарищем министра в гостинице «Европейская». А ты, Николай, явишься к нему с предложениями по сему делу утром.
Генерал Курлов выслушал Додакова со вниманием.
– Подобное предупреждение в данной обстановке весьма серьезно и нуждается в тщательной проверке. Необходимо разработать сведения с приметами злоумышленников и снабдить ими всех филеров и секретных агентов. Каково ваше впечатление, полковник: что представляет собой сам осведомитель?
– В том-то и дело… – задумчиво проговорил Виталий Павлович. – Странный субъект. Я, господин генерал, начинал службу в Московском охранном отделении еще при Зубатове. Сергей Васильевич был выдающимся психологом. Вам известна его теория об изменении нравственного состояния завербованных в революционной среде агентов?
– Знал, да запамятовал, – недовольно, сухо ответил Курлов.
– Зубатов утверждал: у каждого секретного сотрудника такого рода наступает в жизни момент, когда он уже не в силах играть две роли. Приближается развязка: или осведомитель разоблачает себя перед сотоварищами и принимает их приговор, или сам направляет оружие против работавшего с ним офицера охраны. Мой учитель предупреждал: «Не пропустите момента, будьте готовы к такому перелому и, заранее предчувствуя его, откажитесь от услуг осведомителя».
– При чем тут теории Зубатова? – насторожился генерал.
– Я не знаю побудительных причин, но мне думается, что этот Аленский пребывает в критическом состоянии. Образно говоря, в его руке заряженный пистолет. Возможно, это и не образ, а реальность.
– Вот как? – медленно проговорил Курлов. – Это меняет картину… – В его голове появилась некая, еще не осознанная до конца мысль. – Заряженный пистолет… Против кого?
– Мой учитель говорил, что в момент психологического перелома осведомитель поднимает оружие на своего офицера. Учение Сергея Васильевича, к сожалению, не раз подтверждалось практикой… В данном случае могу предположить – против Кулябко. Николай Николаевич долгое время непосредственно работал с этим агентом.