Не предать время своё
Шрифт:
Петров усердно работал локтями и восклицал:
– Мы к Филиппу Егоровичу!
Кое-как нам удалось добраться до двери.
Здесь оказалась ещё одна очередь. Как на избирательном участке, кругом были расставлены столы. Над каждым – табличка. Разновидностей надежды обнаружилось тьма. Люди хотели «иметь денежную работу», «родить ребёнка», «получить кредит», «выйти замуж». «Надежда выздороветь» имела множество секций по видам заболеваний.
За столами сидели операторы. В основном это были нарядные красотки. Перед ними строем теснились нуждающиеся. У таблички «Надежда получить кредит» толкались напористые молодые бизнесмены.
Мы еле нашли свой отдел. Многозначительно сказав: «Мы от Филиппа Егоровича», – кореш отпихнул какую-то старушенцию и усадил меня на стул.
– Товарищ, уплатите сперва взнос. С вас пять тысяч, – металлическим голосом отчеканила очкастая дама.
Я молча отсчитал купюры. Получив требуемое, дама достала бланк с печатью и записала мои анкетные данные. Мы приступили к делу.
– Сколько комнат должно быть в вашей квартире?
– Четыре.
– В деревянном или каменном варианте?
– В каменном доме улучшенной планировки, на третьем этаже.
– Где?
– На улице Короленко. Близко от работы и школы, где учатся мои дети.
– Хорошо, товарищ Черосов. Поздравляю. Через два месяца вы получите четырёхкомнатную квартиру в новостройке на улице Короленко. Подпишите, вот постановление.
– Неужели правда?!
– Правда-правда, Черосов.
Я от радости даже подскочил. Потискал руки очкастой. Обернувшись, пожал руку другу.
Домой примчался как на крыльях и с порога обрушил на семью приятную новость. Началось общее ликование.
Вечером мы пригласили в гости близких родственников и обмыли это дело.
Через два месяца я пришёл в клуб «Надежда» и с удовольствием продлил веру в желаемое ещё на три месяца. Всё это время я жил в отличном настроении, работа горела в руках, а в отношениях с женой царила гармония.
Весной опять отправился туда, чтобы пролонгировать договор.
Уже со двора понял, что случилось нехорошее. На крыльце, понурив голову, сидел безногий старик. По его морщинистым щекам текли крупные слёзы. Рядом какая-то тётка средних лет молча утирала заплаканные глаза. Поодаль злой верзила в кожаной куртке кулаком тузил иномарку. А подле них в расстроенных чувствах прохаживался мой товарищ.
– Филипп похитил деньги клуба и улетел за бугор, – ответил Петров на мой вопрос, что случилось.
Я вернулся домой ни с чем.
Тем временем в ожидании новой надежды жена испекла пышный торт. А мой отец ради такого случая надел нарядную сорочку.
– Крах! Хозяин с деньгами скрылся за границу, – произнёс я уныло.
В доме нависла тишина.
Всю ночь я мучился от бессонницы. А под утро пришло озарение.
Я должен продать японский телевизор и снять новый офис под клуб!
Никто не смеет отнимать у людей мечту. У человека должна быть хотя бы «Надежда»!
Репортаж с комсомольского собрания
Учебный класс разделён на две половины покрытым красной материей столом, похожим на свадебный. Сидящие на правой стороне имеют серьёзный, неподкупный вид, на лицах обозначена глубокая озабоченность важностью решаемого, имеющего очень большого значения дела.
А на другой стороне, перед доской, стоят провинившиеся – три девочки-старшеклассницы.
Первая из них, маленькая и худенькая,
так склонила голову, что лица не видно. Со стороны кажется, будто она отвешивает сидящим перед ней низкий поклон.Зато вторая из обвиняемых – краснощёкая, круглолицая девушка с узкими глазами, высоко подняла голову и дерзко выставила грудь, словно говоря: «Посмотрим ещё, чья возьмёт!»
Третья – настоящая якутская красавица. Стройна как тростинка, светла как зарница, длинные волосы заплетены в толстую косу и красиво лежат на груди, глаза сверкают словно две звёздочки. Никто бы не подумал, что это провинившаяся, – так похожа девушка на человека, который случайно забрёл сюда на пути в народный театр, где должен исполнять роль Туйаарымы Куо… И стоит она с таким видом, будто не имеет никакого отношения к происходящему.
– Ну что, Петрова, начинаем собрание. Огласи заявление… – хриплым голосом пробасил сидящий за самой серединой красного стола длинношеий парень с гладкими, зачёсанными набок волосами.
Девушка в очках взяла со стола бумажку и звонко, словно декламировала на уроке выученное наизусть стихотворение, начала читать.
– Хм-хм… «В прошлую субботу воспитанники интерната Гаврильева Кюннэй, Егорова Дуня и Боппоёхова Анжелика выпили вина. Хм-хм… Опьянев, отправились в клуб на дискотеку для взрослых… Во время танцев Егорова Дуня ходила с дымящей сигаретой во рту. Молодая учительница Саргылана Степановна, увидев это, попросила идти домой, на что они огрызались словами: “А ты не каркай, чёрная ворона!” – и ругались неприличными словами. Ночью, вернувшись в интернат, пробрались на кухню и без спроса съели восемь пирожков. Зайдя в свою комнату, нарушали сон других ребят и шумели допоздна…»
– Тут ещё заявление Саргыланы Степановны. Читать? – спросила девушка у длинношеего парня. Тот молча кивнул.
– Заявление. Хм-м… «Шестого ноября я отдыхала на дискотеке для взрослых. Около десяти часов вечера я увидела учениц девятого класса Гаврильеву Кюннэй, Егорову Дуню и Боппоёхову Анжелику, которые танцевали в нетрезвом виде. Увидев это, я попросила их идти домой, они не послушались и обозвали меня именем какой-то птички. Я категорически отказываюсь дальше учить этих девочек и прошу исключить их из школы. Учитель иностранного языка Сергеева С. С.»
Произнесённые металлическим тоном последние слова, кажется, упали на девчат тяжёлой кувалдой. Поклон первой порицаемой стал ещё глубже, постепенно её тонкие торчащие плечи начали дрожать, потом пошли ходуном вверх и вниз, из-под них послышались глухие непонятные звуки: «ынх… ынх… ынх…»
Для второй девушки эти слова, наоборот, донеслись как призыв к жестокой схватке, голова её поднялась ещё выше, грудь выставилась вперёд ещё сильнее.
Третья всё так же стояла без эмоций, невинно хлопая красивыми ресницами.
В классе наступила тишина, были слышны только всхлипывания.
Длинношеий парень встал, с шумом отодвинув стул, открыл было рот, словно хотел что-то произнести, но замялся, не зная, что дальше делать и говорить. Вопросительно посмотрел на пышноволосую, хорошо одетую строгую женщину в очках, с ярко накрашенными губами. Выпрямив спину, она сидела за левым краем стола перед стопкой тетрадей, проверяя их одну за другой.
– Продолжайте собрание, продолжайте… – не отрывая глаз от тетради, сказала строгая женщина. – Пусть виновные по одному дают объяснения.