Не проси прощения

И надо будет обязательно посоветоваться с отцом. Отодвинуть в сторону страх и принципы и позвонить ему. Плевать на всё, лишь бы только помочь Ире.

Дома Виктор помог бывшей жене снять верхнюю одежду и обувь и, прежде чем Ира открыла рот, чтобы предложить ему чаю, сказал:

— Я сейчас быстро помою руки и сам тебе всё сделаю. Может… ты хочешь что-нибудь поесть?

— Нет, спасибо, — она покачала головой. — Мне хватит чая, а потом спать. Очень устала.

— Я понимаю.

Сам Горбовский не то что проголодался — чувство голода уже превысило отметку «поесть» и приближалось к «пожрать». Но смущать или стеснять Иру не хотелось, поэтому Виктор терпел. Дома поест. Колбаса есть, хлеб тоже, а ещё где-то завалялась упаковка «Доширака». Вредная, но всё же еда.

Пока бегал по кухне, заваривая чай под руководством Иры, которая объясняла, что и где, Виктор периодически косился на бывшую жену, опасаясь за её состояние, — но выглядела Ира уже гораздо лучше. И цвет лица был нормальным, и дышала она легко, как здоровый человек.

— Я только сейчас подумала, — сказала Ира, когда Виктор поставил перед ней чашку с чаем. Сел напротив и сразу, не мешкая, сделал несколько глотков из своей кружки, чтобы заглушить лютое чувство голода. — Я, наверное, выдернула тебя с работы? Ты говорил, что работаешь по пятницам.

— Работаю. — Пищевод словно огнём обожгло, и Горбовский на мгновение прикрыл глаза, пережидая боль. Зря он всё-таки столько горячего чая разом хватанул… но да, есть теперь хочется меньше. — Не бери в голову, Ириш. Два пациента на сегодня оставались, я их перенёс просто, извинился, скидку пообещал. Ничего страшного, все мы люди, бывают форс-мажоры.

— В любом случае извини. Мне просто не к кому больше обратиться.

— Не хочешь посвящать Макса и Ришку в свои проблемы со здоровьем, да?

— Не хочу, — невозмутимо подтвердила Ира, не смутившись. — Ни к чему им. Пусть живут спокойно. Они и так натерпелись.

— Из-за меня?

— Из-за тебя.

Виктор давно понял, что стыдом обжигает гораздо больнее, чем кипятком, — так было и в этот раз. Опустил глаза, не выдержав прямого взгляда Иры… Хотел сказать: «Прости меня», но вспомнил её просьбу, вздохнул и произнёс совсем другое:

— Ты хотела поговорить о Марине.

— Да. — Ира с глухим стуком поставила чашку на стол, немного помолчала, словно задумалась или подбирала слова. — Она… из-за калейдоскопа сорвалась. Знаешь, мы ведь с ней ни разу не обсуждали нормально случившееся. Ни с ней, ни с Максом. Дети закрылись… Может, если бы я не попала в больницу, было бы проще — да, скорее всего, было бы. Но они испугались. Их мир, спокойный и счастливый, рухнул в один момент — я оказалась при смерти, ты…

Ира запнулась, и Виктор решил помочь ей, выразив недипломатичную правду:

— Я вас предал. Повёл себя как моральный урод. Поставил собственные хотелки выше семьи, тебя и детей. Ириш… я понимаю их, тебе нет нужды миндальничать со мной. Честное слово, понимаю. И не обижаюсь ни капли. То, что они мне демонстрируют все эти годы… Я заслужил и что-нибудь похлеще.

— Да куда уж хлеще, — прошептала Ира, покачав головой. Виктор, подняв голову, поймал её взгляд — и задохнулся от горечи, что в нём плескалась. — И так… Даже отчество поменяли. Я поначалу удивилась, что ты пошёл навстречу, а потом поняла почему.

— Хотел, чтобы они видели — я уважаю их мнение, — пробормотал Горбовский, не в силах отвести глаз от лица Иры. Несмотря на то, что смотреть ей в глаза было невыносимо больно. — Наверное, это была ошибка. Надо было тогда заставить их встретиться со мной, поговорить нормально, но я… струсил, пожалуй. Когда представлял, что они пережили, не мог придумать слов, чтобы простили…

— Сказал бы, что любишь, Витя, — мягко произнесла Ира и грустно улыбнулась. — И что жалеешь. Впрочем… ладно, что сделано, то сделано. Я тоже виновата, не смогла пробиться сквозь броню Марины и Макса. Особенно Марины.

— Ты себя винить не вздумай, — тут же взвился Виктор. — Ни в чём ты не виновата!

Она качнула головой, но комментировать не стала, просто продолжила:

— А сегодня Ришка увидела этот калейдоскоп, и мы впервые поговорили. О тебе и о том, что тогда случилось. Марина… — Ира вздохнула, закусила губу — и Горбовский заметил, что она сжала ладони в кулаки. — Я не буду врать тебе, Витя. Ришка не настроена возобновлять общение. Она не может тебя простить, не получается.

— Понимаю…

Виктор действительно очень хорошо понимал позицию Марины. У него и самого простить себя не получалось, что уж говорить о дочери? Любимый папа — предатель. Неудивительно, что она предпочла похоронить его для себя, словно это он умер там, в ювелирном салоне.

— Подожди. Марина сказала, что даст тебе шанс. На то, чтобы общаться с Ульянкой. И, Витя, это огромная уступка с её стороны! Правда, огромная. И возможно, со временем она и насчёт себя передумает. Главное, не торопись и не дави на неё. Будь хорошим дедушкой. Ришка всё-таки не злой человек, она просто обижена и разочарована, но я уверена — если ты постараешься, ей станет легче.

— Я буду, обязательно буду хорошим дедушкой, — уверил Иру Виктор. — Отец из меня получился хреновый, но с дедушкой я не оплошаю, обещаю тебе.

— Ты был хорошим отцом… — попыталась возразить бывшая жена, но Горбовский перебил её, решительно отрезав:

— Хреновым, Ириш. Хороший отец не поступил бы так, как я. И не спорь. Это мой поступок — мне и судить о нём.

Ира сморгнула выступившие на глазах слёзы и сдавленно прошептала, по-видимому решив сменить тему:

— Пойду я… умываться и спать. Пора…

— Я дождусь, пока ты ляжешь, а потом уеду, — тут же сказал Виктор, опасаясь, что бывшая жена будет возражать, но Ира не стала этого делать.

52

Ирина

А ведь Витя действительно сильно изменился. И чем дольше Ирина с ним общалась, тем больше замечала эти изменения. Конечно, он не стал другим человеком — как ни крути, это невозможно, до такой степени люди не меняются. Но в нём определённо появилось что-то новое, чему Ирина никак не могла подобрать определение. Забавно, она ведь пишет книги… Вроде должна уметь подбирать слова. Но как-то вот… не получалось. Это было просто ощущение, чёткое и отчего-то очень приятное. Словно вдруг всё то, что раздражало её в Викторе раньше, стало менее резким и напряжным. Помягчело.

Может, это к нему так старость подкрадывается? Хотя нет, нелепое предположение. Скорее уж бывший муж и правда много думал о том, что случилось двенадцать лет назад. И делал выводы. Даже стало вдруг интересно какие…

Но нет, не станет она ничего спрашивать. Тот короткий диалог о его любовнице и так истрепал все нервы… Хотя Витя, кажется, и не заметил, насколько Ирине больно всё это обсуждать. Или заметил, но не подал виду? Раньше Ирина всегда точно знала, когда и что он замечал, а что нет, а сейчас уже не была уверена ни в чём. Потому что изменился.