Не пугайся, детка! Ты - дочь василиска

— Все виденные мною оборотни предпочитают уединение, но я бы не назвала их поселения резервацией, — сказала я.

— Это их добровольный выбор, — ответил Эфорр. — Они живут закрыто, строго соблюдают свои порядки. Чтут традицию выбора истинной пары. Их поселки вполне обустроены, но это все равно резервация, как ее ни украшай. Нет возможности сделать карьеру, имя, подняться в обществе, приобрести власть… В этом плане ящеры и ночные коты поступили куда разумнее. Они ассимилировались среди людей. Впрочем, они и не обращаются.

— А вы амбициозны, — я хмыкнула.

— Естественно. Мой отец был сенатором, дед генеральным прокурором, а мать ректором академии. О бабушке вы знаете. Почему их потомок должен сгнить где-то в Пустоши?

— Вот в этом и проблема, — я улеглась на живот, разглядывая его.

Он косо взглянул на меня из под полуопущенных ресниц. Проскользнувший в окно золотой луч вдруг коснулся его лица, осветив рыжеватую щетину и редкие веснушки…

— Вы — сноб, — продолжила развивать я мысль. — Избавьтесь от этого качества и вам полегчает.

Он рассмеялся, как мне показалось, немного зло.

— Мне тридцать пять лет. Люди в этом возрасте не меняются и не трясутся над своими комплексами. Я давно смирился со всем, что со мной приключилось. Проблема в другом. Всегда существует риск, что я сорвусь и из-за своей ипостаси все потеряю.

— И как мистер Сирил вас терпит? Удивляюсь, что он вообще принял нас у себя, — поддела я профессора.

— Когда-то я спас ему жизнь, — отмахнулся Эфорр.

— И все же, вы — сноб. Какая разница, чего достигли ваши предки? Будьте проще.

— Как вы себе это представляете? — он искренне удивился.

— Вот и я о том же. Мы не сможем быть вместе. Слишком разные.

Он серьезно посмотрел на меня.

— Люди не меняются. Меняются обстоятельства. А меня уже уволили из академии, — последние слова он кинул небрежно, словно ему все равно.

— Почему? Это из-за меня? — Я выпрямилась. — Потому что вы стали нестабильны, часто обращались?

— Потому что Ливиний давно строит козни против меня, Катерина. Но это сейчас не важно.

Он протянул руку и погладил меня по щеке.

— Вы ведь не хотели серьезных отношений, не хотели обретать пару, — продолжила настаивать я. — Из-за меня у вас неприятности.

— Истинность тут ни причем, — ответил он. — Я хочу быть с тобой и мне плевать на все остальное. Не окажись мы парой, я бы все равно выбрал тебя. Я хорошо понял это за прошедший месяц. Ты мне нравишься, Катерина.

Он перетянул меня к себе на колени и требовательно поцеловал. Мне страшно захотелось сорвать с него рубашку и исследовать, наконец, его тело более основательно. Но нет — здесь не место для любовных забав.

— Переодевайся в бабушкин сарафан, — улыбнулся Эфорр и прикоснулся губами к моей ладони. — Скоро нас позовут обедать.

— Так обидно, что вас уволили…

— Я вернусь в академию, Катерина, — уверенно произнес он, и я поверила — от этого упертого василиска они так легко не отделаются.

Я вбежала в спальню и сразу понеслась под душ. Холодный. На обратном пути споткнулась и задела вазу с розовыми каллами, горделиво стоявшую на прикроватном столике. И здесь вазы!

Вода, естественно, пролилась, залила все вокруг, потекла на лазурную плитку пола… Да что же это такое!

Под вазой еще и журналы лежали. Я схватила их, в надежде успеть спасти и увидела…

Нет, не может быть! Это шутка? Розыгрыш?

Кто-то искромсал журнальные листы, вырезав из них буквы. Я безошибочно узнала шрифт, который красовался на тех дурацких анонимных письмах.

А ведь я о них совершенно забыла.

Глава 37 Романтика на берегу океана — незабываемый опыт

Стремительно натянув на себя летнее платье с воланами, — ненавижу их! — я побежала к профессору.

Кто бы мог подумать, что в Пустоши прячется шантажист! Таинственный недоброжелатель. Правда, непонятно пока чей и почему, но все равно неприятно.

И неужели — Сирил?!

С этими тревожными мыслями я и ворвалась в спальню к Эфорру.

Он уже успел обуться, заправиться, застегнуться, и сейчас стоял посреди комнаты, педантично закатывая рукава рубашки. Чтобы складки на обеих руках смотрелись одинаково, ага.

— Профессор! Вы доверяете Сирилу? — крикнула я, подлетая к нему и тыкая в нос остатками журналов.

— Доверяю, насколько это возможно, — спокойно ответил Эфорр и накинул легкий пиджак. — Что за листы?

— Посмотрите. Буквы вырезаны. Именно из них изготовлялись те анонимные письма.

Он забрал у меня все это глянцевое безобразие и повертел в руках. Потом нахмурился.

— Странно. Я не верю, что Сирил стал бы вырезать буквы и наклеивать их… — он рассмеялся подобной нелепости. — И ни один человек в здравом уме не стал бы. Но можно спросить, кто жил здесь до нас. Наверняка это шалости ребятни.

— Ну да. А затем детишки состряпали угрожающие анонимки и закинули в ваш почтовый ящик в Каллине.

Профессор промолчал и направился к выходу. Я закатила глаза и последовала за ним.

Все-таки очень трудно, когда ты всю жизнь нормальный, адекватный человек, а потом вдруг — хоп! — и попадаешь в такое вот место как Катана. Тут любая глупость может обернуться опасностью, и любая дикость перерасти во что-то прекрасное.

Как наша с профессором истинная любовь, например. Так как я еще не определилась — неприятность это на меня обрушилась или прекрасное счастье.

Мы спустились во внутренний двор, где нас усадили рядышком. Семейство Орера было в полном сборе и вовсю гремело обеденными приборами и посудой, не забывая глазеть на нас. Неужели уже сделали далеко идущие выводы о наших с Эфорром отношениях? Но если даже и так, то умно помалкивали и не задавали лишних вопросов.

Семья выглядела традиционной, патриархальной такой. Тут присутствовала и супруга Сирила, красивая статная женщина с черными косами, обернутыми вокруг головы; и его мать — с такой же прической, но только совершенно седой; и многочисленные отпрыски разного возраста. Дети носили длинные распущенные волосы, делавшие их похожими на индейцев.