Не считая собаки

Кузина тем временем остановилась у последнего надгробия и смотрела на меня выжидающе.

Погода. Беспроигрышная тема. Но как обратиться к барышне? Мисс Браун? Мисс Верити? Миледи?

– Ну? – нетерпеливо позвала она. – Доставили в целости?

Такого захода я никак не ожидал.

– Простите?

– Бейн вас не заметил? Где вы ее прячете?

– Кажется, вы меня с кем-то путаете…

– Все в порядке. – Она оглянулась на церковь. – Оттуда нас не слышно. Расскажите подробно, как вы пронесли ее через сеть.

Наверное, у меня рецидив перебросочной болезни. Слуховые галлюцинации?

– Не утопили же вы ее? – Девушка начала сердиться. – Он обещал ее не топить.

– Кого топить?

– Кошку.

Разговор клеился еще хуже, чем с медсестрой в лечебнице.

– Кошку? Вы имеете в виду потерявшуюся кошку Тос… мисс Меринг? Принцессу Арджуманд?

– Разумеется. – Девушка нахмурилась. – Разве мистер Дануорти вам ее не отдал?

– Мистер Дануорти? – Я заморгал растерянно.

– Ну да. Он не перебросил кошку вместе с вами?

Передо мной забрезжил свет.

– Так вы наяда из кабинета мистера Дануорти, – изумленно пролепетал я. – Но этого не может быть! Ту звали Киндл.

– И до сих пор зовут. Мисс Браун – мое прикрытие. У Мерингов нет родственников по фамилии Киндл, а я, по легенде, троюродная сестра Тосси.

Свет разгорался ярче.

– Значит, вы – «катастрофа». Та самая, которая что-то вынесла из прошлого.

– Ну да, кошку, – нетерпеливо подтвердила она.

Кошку. Разумеется. Это куда логичнее, чем конку или блошку. Теперь понятно, почему мистер Дануорти на меня так странно посмотрел, когда я начал рассуждать про леди Уиндермир.

– То есть вы утащили кошку через сеть. Но это же невозможно… Из прошлого ничего нельзя унести.

Теперь настал ее черед растерянно моргать.

– Вы не знали про кошку? А я думала, ее отправят обратно с вами…

Я похолодел. Финч ведь зачем-то велел мне повременить в последний момент. Что, если он как раз пошел за кошкой, а я взял и перебросился, не успев ее забрать?

– Вас предупредили, что отправят ее назад со мной? – уточнил я.

Она покачала головой:

– Мистер Дануорти больше мне вообще ничего не говорит. Мол, я уже и так достаточно бед натворила, не нужно давать мне лишний повод вмешиваться. Вот я и решила, увидев вас в кабинете, что кошку отправят с вами.

– Он меня вызвал из-за перебросочной болезни. В лечебнице прописали две недели постельного режима, так что мистер Дануорти определил меня сюда поправляться.

– В викторианскую эпоху? – изумилась Верити.

– Именно. В Оксфорде был бы дохлый номер из-за леди Шрапнелл…

Верити изумилась еще больше.

– Он прячет вас здесь от леди Шрапнелл?

– Да. Или она тоже здесь? – встревожился я.

– Не совсем. Если кошку прислали не с вами, тогда, может, вы знаете, с кем?

– Нет. – Я попытался припомнить разговоры в лаборатории. – «Свяжитесь с кем-то», – велел мистер Дануорти. Эндрюс. Точно. Мистер Дануорти попросил: «Свяжитесь с Эндрюсом». – Они упомянули Эндрюса, – признался я.

– А больше они ничего не упоминали? Когда его отправили, например? И как все прошло?

– Нет. Я часто отключался. Из-за болезни.

– Когда именно вы услышали про Эндрюса?

– Сегодня утром, пока меня готовили к переброске.

– И когда вы перебросились?

– Сегодня же утром. В десять часов.

– Тогда понятно, – облегченно вздохнула она. – Я думала, что найду Принцессу Арджуманд тут, когда вернусь, а ее не оказалось, и я встревожилась. Мало ли, вдруг произошла какая-то накладка, и сеть ее не пропустила, или ее нашел Бейн и снова забросил в реку. И когда миссис Меринг потащила нас в Оксфорд советоваться по поводу пропажи с мадам Иритоцкой, а потом появился ваш приятель, я забеспокоилась по-настоящему. Но теперь все хорошо. Видимо, ее переправили назад уже после нашего отъезда в Оксфорд, а он оказался весьма кстати: никто не путается под ногами и можно без помех вернуть кошку, Бейн тоже тут, а значит, не утопит ее до нашего возвращения. И в сети, видимо, никаких сбоев, раз вы здесь. Мистер Дануорти собирался приостановить все переброски в девятнадцатый век до водворения кошки на место. Получается, все обошлось. Идея мистера Дануорти сработала, Принцесса Арджуманд встретит нас в Мачингс-Энде, и беспокоиться не о чем.

– Стойте… – Я понял, что запутался. – Давайте по порядку. Садитесь.

Я галантно указал на деревянную скамью с табличкой «Не портить» и надписью «Вайолет и Гарольд, 59 г.» в пронзенном стрелой сердечке, вырезанном прямо под запретом. Верити села, грациозно расправляя белую юбку.

– Значит, – я попытался систематизировать факты, – вы утащили кошку через сеть.

– Да. Я была в беседке – там рядом устроена точка переброски, открывается на десятиминутные стыковки. Я как раз вернулась после отчета мистеру Дануорти и увидела, как Бейн – дворецкий – несет Принцессу Арджуманд…

– Погодите. А что вы вообще делаете в викторианской эпохе?

– Читаю дневник Тосси. Леди Шрапнелл полагает, что там может найтись какая-нибудь наводка на местонахождение пенька.

Кто бы сомневался. Мог бы и сам догадаться, что без пенька не обошлось.

– Но какое отношение к епископскому пеньку имеет Тосси? – Меня вдруг как громом поразило. – Только не говорите, что она и есть та самая пра-пра-пра…

– Пра-пра-пра-прабабка. Этим летом она съездит в Ковентри, увидит епископский пенек…

– …и ее жизнь изменится навсегда, – подхватил я.

– К этому событию она много раз возвращалась в своих бесконечных дневниках, которые вела почти до самой смерти. Именно из-за них леди Шрапнелл втемяшилось в голову восстановить Ковентрийский собор – и перевернуть свою жизнь тоже.

– И наши заодно. Но если она сама читала дневники, зачем было посылать вас в 1888 год с той же целью?

– Дело в том, что тетрадь за это лето, в которой Тосси первый раз описывает судьбоносное событие, сильно подмокла. Леди Шрапнелл наняла криминалиста разбирать записи, однако дело движется туго, поэтому она снарядила меня сюда – читать на месте.

– Но если Тосси много и подробно писала об этом в следующих дневниках… – недоумевал я.

– Она не объясняла, в чем именно состояла судьбоносность, и не указывала дату поездки. К тому же леди Шрапнелл надеется обнаружить в данной тетради и другие важные подробности. К сожалению (а может, к счастью, поскольку письменно Тосси изъясняется так же, как устно), дневник она хранит пуще драгоценностей короны, и пока мне его заполучить не удалось.

– Все равно не понимаю. Епископский пенек пропал только в 1940 году. Какой прок от дневника, написанного в 1888-м?