Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага
Шрифт:
И все же, выполняя приказ, Иванов предложил Шумавцову и Лясоцкому (он догадывался, что только они могут точно знать и место, и дни встреч со связниками) пойти на сотрудничество.
Получив презрительный отказ, Иванов не удивился и не обозлился — на другое он всерьез и не рассчитывал. Но в глазах Бенкендорфа дело нужно было довести до конца. С этой целью он решил вывезти Шумавцова и Лясоцкого в лес, начинавшийся почти сразу за последними домами на улице Войкова, и хотя бы по их поведению определить возможные места встреч.
4 ноября, ранним утром, группа захвата на двух подводах отправилась в сторону деревни Войлово. На одной разместились, посадив между
Проехав улицу Войкова (мог ли Шура предположить, когда миновали они его родной дом, что когда-нибудь эта улица будет носить его имя?), подводы остановились на просеке лесного массива, и две группы полицаев двинулись цепью с разных сторон по направлению к деревне. Оружие держали наготове, ожидая с минуты на минуту столкновения с партизанами. Иванов внимательно наблюдал за Шумавцовым и не заметил на его лице ни малейших следов какого-либо волнения, тем более тревоги.
Алексей и в самом деле не волновался: была среда, а регулярные, очередные встречи с Посылкиным и кем-нибудь из его сопровождающих происходили по пятницам.
Примерно через час блужданий группа Иванова наткнулась на остатки выгоревшего костра. Никаких других следов партизан обнаружено не было.
Полицаи вернулись обратно ни с чем.
Через день, в пятницу 6 ноября, Иванов повторил экспедицию. На этот раз отряд уже не делился на группы — к кострищу пробирались в одной цепи, загибая ее с флангов. Рядом с Ивановым шел немецкий унтер-офицер из ГФП, следователь Хабров, полицейские Доронин, Горячкин, Сафронов, Селифонтов… [30]
30
Никифор Селифонтов осужден в 1952 г. на 25 лет заключения.
В отряде еще не знали об арестах в Людинове, и на условленном месте ждали кого-нибудь из городских разведчиков связные Афанасий Посылкин и Петр Суровцев.
Вот что показал следствию и суду сам Дмитрий Иванов: «Когда мы прошли по улице Войкова и вышли из города в лес, Шумавцов закричал, чтобы партизаны спасались, что с ними идут немцы. После этого партизаны обстреляли нашу группу и убили одного полицейского, Сафронова Александра. Партизаны отошли в глубь леса, мы не решились их преследовать и пошли обратно в Людиново. Полицейские несли труп убитого Сафронова. Когда мы шли лесом и были недалеко от улицы Войкова, немец приказал мне расстрелять арестованных Шумавцова и Лясоцкого. Я в свою очередь приказал двум полицейским, фамилий их не помню, расстрелять арестованных. Шумавцов и Лясоцкий были расстреляны там же в лесу. Я не стал смотреть, как их расстреливают, и пошел вместе с другими в Людиново».
Знакомый уже следствию ход: мол, я, Иванов, только (!) приказал другим расстрелять, и то по указанию немца, а сам даже не стал смотреть, надо полагать, берег свои нервы. Тут, правда, возникает сомнение, чтобы немецкий унтер-офицер, которому поручено было всего лишь проследить за захватом партизанских связных, взял на себя ответственность отдать приказ на расстрел двух основных подследственных. Дисциплина в немецкой армии была строгая, служебная иерархия соблюдалась неукоснительно, и подобное самоуправство было просто невозможно.
А вот что показал следствию полицейский Михаил Доронин:
«Я вместе с другими полицейскими нес на носилках труп убитого полицейского
Сафронова. Иванов с арестованными Шумавцовым и Лясоцким шел позади нас. С Ивановым тогда был немец и полицейский Селифонтов. Мы шли лесом. Вдруг позади раздались выстрелы. Через несколько минут Иванов вместе с немцем и Селифонтовым догнали нас и пошли вместе с нами. Арестованных Шумавцова и Лясоцкого с ними уже не было. Тогда я понял, что они расстреляны».Следователь Иван Хабров по этому поводу показал, что на обратном пути Иванов отстал вместе с арестованными, потом сзади в лесу раздались выстрелы. Через некоторое время Иванов нагнал Хаброва и сказал ему: «Дело закончено».
Все допрошенные по этому эпизоду полицаи подтверждали, что на опушке леса убили арестованных именно Дмитрий Иванов с неизвестным им немцем.
В процитированном выше показании Иванова значение имела лишь одна фраза: Шумавцов крикнул партизанам, чтобы те спасались. Этот последний подвиг Алеши Шумавцова, послуживший причиной немедленной расправы, нашел подтверждение и в других показаниях.
Зина Хотеева засвидетельствовала, что, вернувшись В отряд, Афанасий Посылкин рассказал ей и другим товарищам, что когда он с Петром Суровцевым ходил на встречу в условленное место, то услышал крик Шумавцова, чтобы партизаны скрывались. Он, Посылкин, увидел его рядом с полицаями. Они с Суровцевым стали отстреливаться, убили одного полицейского и скрылись в лесу.
Подтвердил позднее этот факт и Петр Суровцев. Добавил только, что и Шура Лясоцкий тоже крикнул: «Если много вас, помогите, а нет, бегите!»
На следующий день увели из тюрьмы на казнь Антонину и Александру Хотеевых, Анатолия Апатьева, Акулину Бурмистрову и оставшегося безымянным военнопленного. По слухам, их расстреляли за железнодорожным мостом через Сукремльское водохранилище близ железнодорожной ветки, ведущей к станции Людиновое. После освобождения Людинова Зина Хотеева сама ходила туда — там было обнаружено множество трупов, но ни сестер Хотеевых, ни Анатолия опознать среди них не удалось. Были и другие слухи — что их расстреляли возле железнодорожного моста через Ломпадь, а тела спустили в прорубь…
Останки Шумавцова и Лясоцкого были обнаружены весной 1943 года, когда сошел снег, войловским пастухом в пятистах метрах от улицы Войкова. Тело Лясоцкого опознал его одиннадцатилетний двоюродный брат по материнской линии Геннадий Кульганик. Тело же Шумавцова оказалось обезглавленным, его опознали лишь по одежде и меткам на белье. Обезглавлено… Немецкий унтер-офицер не мог знать, что по русскому обычаю в каждой телеге непременно положено быть топору. Особенно если ехать предстояло в лес, к тому же в предзимнюю пору. Зато об этом прекрасно знал сын крестьянина и возчика Дмитрий Иванов. Поэтому сходить за топором к телеге мог только он…
Найденные тела убитых тогда же и там же в лесу были закопаны. Их перезахоронили в одном гробу на городском кладбище с воинскими почестями уже после освобождения Людинова.
В те же первые числа ноября были арестованы две партизанские семьи — Лясоцких и Рыбкиных. Кроме уже взятых ранее Александра и Марии Лясоцких, полицаи отвели в тюрьму их отца Михаила Дмитриевича, мать Матрену Никитичну; сестер: шестнадцатилетнюю Нину, четырнадцатилетнюю Лидию, шестилетнюю Зою; восьмилетнего брата Николая и двухлетнюю дочь Марии Тамару. В доме Рыбкиных полицаи схватили жену партизана Екатерину Николаевну и сына-подростка Володю. Словно чуя приближение беды, Рыбкина отнесла накануне трехлетнюю дочку Веру к бабушке, но девочку и там разыскали всезнающие полицаи.