Не твой день для смерти

Глава 4. Ночная битва за лук

Вокзал, как погода, радовал. Или нагонял тоску. В зависимости от настроения. Сейчас Климу было плохо. Он с трудом поднялся по ступенькам вагона. Паровоз недружелюбно зашипел, словно старая больная змея. Голубь в клетке встрепенулся. Клим в полупустом общем салоне сел у окна, задвинул ногой кладь под сиденье, прислонил пылающий лоб к лекарственному холодному стеклу и с нервным храпом на выдохе уснул.

– Чаю?

– Что? – Клим недоуменно осмотрелся.

– Чаю желаете?

Перед Климом стоял вагонный проводник. Журналист на секунду пришел в себя. Он едет в вагоне. В окошке впереди на кривом участке показалась паровозная голова поезда.

Через мгновенье Клим пришел в себя и ответил проводнику:

– Да, двойной чай. С двойным лимоном. Без двойного сахара, – он еще пытался шутить. Сказал и снова уткнулся лбом в целебное оконное стекло.

Локомотив нырнул в тоннель приморской скалы Западная Клешня. Климу нравилось ехать в темноте в неизвестность. Даже в светлую неизвестность. Как во сне. Во внешнем мире жизнь текла иначе.

Чем дальше отъезжал поезд от Симфидора, тем настороженней чувствовали себя горожане.

И несмотря на то, что окраины были опасны, у некоторых горожан за городом были дачи, а для кого-то поездка за Клешню была возможностью вдохнуть свежего воздуха на полудиких просторах.

У некоторых пассажиров за пределами города жили родственники, в основном престарелые. Приходилось навещать их на свой страх и риск.

По вагону то и дело проходили музыканты со скрипками или гармонями, торговцы зажигалками, газетами и пирожками. Водили ягуара на тонкой цепочке и за мелкую монету разрешали его гладить.

Клим был поглощен пейзажами. Он просто созерцал горизонт – вначале степной, потом блеснувший морской гладью. Во время пути журналист выполнял услышанную им в детстве разминку для глаз: вначале смотрел на какую-то точку, пылинку или прилипшую мошку на вагонном стекле, потом через минуту резко переводил взгляд на столб или куст, а еще через время пытался сфокусироваться на удобной точке на горизонте.

Дорога его гипнотизировала. Засмотревшись на заросшие курганы бывших атомных электростанций (или каких-то давних селений), он забывал о злоключенияхвчерашней ночи.

Клим настолько увлекся упражнениями для глаз, что уже не обращал внимания на гомон продавцов за его спиной, восклицания фокусников и жалостливые песни инвалидов (реальных и мнимых) минувшей войны. Внезапно он почувствовал прикосновение, почти дружеское, на своем плече. Обернулся. Ему в лоб смотрело дуло револьвера. Неизвестный в маске настойчиво произнес

– Тебе что, отдельно кланяться? Давай деньги!

Клим покосился по сторонам и заметил, что все пассажиры сидели молча с поднятыми руками. Как будто отчаянно голосовали за такой неожиданный способ отбора денег. Журналист заметил в начале и конце вагона двух подельников его грабителя, очищающих кошельки пассажиров от того, что осталось после музыкантов и торговцев.

– А, да ты писака… – разочарованно, заметив шейный платок жертвы, произнес грабитель. – Что с тебя взять?..

Журналист напрягся:

– Я могу рассчитаться этим!

И полез в карман.

– Чем? – полюбопытствовал бандит.

– Пулями! – произнес спокойно Клим, выхватил свой Смит и Вессон, выбил у опешившего злодея револьвер, обхватил его за шею и прижал к себе спиной, словно живой щит.

– Эй, вы там, бросьте оружие!

Долгую сцену после этого, дуэль взглядов, бравурную музыку оставим романистам. Клим догадался, что бандиты не станут выдерживать пауз, поэтому журналист слегка присел, чтобы уйти с линии огня. И правильно сделал. В этот момент подельники изрешетили своего товарища, одна из пуль лишь слегка поцарапала и куртку Клима, остальные раскрошили вагонное стекло. Клим даже не успел выстрелить в ответ, как вдруг произошло нечто неожиданное: в один момент из разных концов вагона, словно брошенные в костер патроны, защелкали хаотичные выстрелы, и оба грабителя, сплясав короткий танец смерти, рухнули на пол: как оказалось, оружие было не только у Клима, но и у многих пассажиров. А те после того, как журналист отвлек внимание нападавших, мешкать не стали.

Судя по всему, этот инцидент был привычным на маршруте: еще до первых выстрелов женщины и дети скрючились на полу, а мужчины нащупали оружие.

Заслышав выстрелы (точнее, дождавшись, когда они стихнут), в вагон зашли железнодорожники и, не говоря ни слова, вытащили за ноги еще не остывшие трупы грабителей.

Клим, стирая с себя чужую кровь, поймал несколько восхищенных взглядов юных пассажирок, которые уже поднялись с пола, кокетливо одергивали платья и поправляли прически. Но нежиться в лучах нежданной славы вагонного героя не было времени. Паровоз дал протяжный свисток – скоро станция!

По скользкой и густой красной дорожке Клим вышел из вагона.

От станции Волнорезово, на которой оказался Клим, в одноименный поселок вела единственная дорога.

– Хорошо, что не в гору! – радостно пропел журналист и широкими шагами стал спускаться.

Трезвящий воздух моря заполнял легкие. Мерзость вагонной перестрелки исчезла вместе с пыхтением ушедшего поезда. Клим не любил не только молочный кисель, но еще насилие, войну, стрельбу и поножовщину. Но его пристрастия никого не интересовали.

Клим был поэтом и свою любовь одевал в костюмы и платья из букв. Но выше поэзии он ставил правду. И работа в газете позволит ему донести слово истины до тысяч читателей. Так он думал. В это он верил.

Дорогу неожиданно преградил шлагбаум. Из пятнистой будки, стоящей подле, вышел сонный охранник с винчестером, небрежно висящем на ремне через плечо. Только сейчас Клим заметил, что по обе стороны от поста вырисовывался местами покосившийся заборчик из колючей проволоки. За забором рос виноград, на горизонте голубело море.

– Проход только для местных!

– Почему так, сержант?

– Это вам в другом месте расскажут.

Клим остановился и извлек из-под воротника край журналистского платка:

– Я в командировку!

– Журналист? – так же равнодушно уточнил военный, записал номер Клима в свой блокнот и уточнил: – Цель визита?

– По письму нашей читательницы Феодоры… – Клим задумался, похлопал по карманам, достал из внутреннего письмо и добавил: – Тимофеевны.

– Есть такая, – довольным тоном произнес страж, – она нас вареньем угощает. Вы могли бы ей несколько пустых банок с крышками вернуть, а то мы у нее сейчас редко бываем.

Климу очень не хотелось переться по дороге с банками, но жизненный опыт научил его не спорить в подобных ситуациях, ведь охранник запросто мог задержать журналиста "до особого разрешения", "для выяснения обстоятельств".

– Конечно, передам, если донесу! – с напускной радостью согласился Клим.

Шлагбаум поднялся.

– Вот еще что, – напутствовал солдат, – не вздумай пересекать ограждение и подходить к развалинам: часовой стреляет без предупреждения!

Клим криво улыбнулся и пошагал к морю – с рюкзаком за спиной, с голубиной клеткой в одной руке и авоськой пустых банок в другой.