Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Только что вернулся с телевидения. Писали передачу о театре. Расстроен. Все сухо. Бессмысленно. Не живо.

Думать и думать. Как тут быть? Чувствую заторможен­ность, зажатость, формализм. Да, да, пожалуй, это самое страшное сегодня для нас. Нет того, что называется «лица не общим выраженьем». Но ведь внутри, в театре, оно есть, это лицо, значит, не можем выразить, не можем податьсебя.

Это все очень серьезные вопросы. Жизнь меняется на глазах. Мы видим это, ощущаем так или иначе, но собствен­ная неповоротливость, заскорузлость, этакая привычная леность — сильнее.

Реклама.Пора кончать с самодеятельностью в этом во­просе. Нужен научный,профессиональный подход. Сегодня иначе нельзя. Здесь у нас «пустыня». Хотя кто-то и похва­ливает и что-то все-таки есть, но... все это усредненность.Лицо театра, знак театра (образ). Слова могут остаться те же, но... что за ними, за этими стереотипами: Омский го­сударственный академический и т. д.

Мы - это мы. И мы ни на кого не похожи. Это надо уметь выразить. Конечно, репертуар, конечно, спектакли — глав­ное, но есть еще и аура вокруг театра, некий имидж, знак, представление. Тут у нас прокол, и серьезный.

6 июля 1987 г.

Вчера шли «Архангелы», первый раз в Минске. Зрителей не полный зал, но принимали хорошо. Особенно финал, поклоны долгие и бурные. Весь же спектакль смотрели суше, чем обычно... Некоторые «дежурные» оценки ис­чезли вовсе.

Я смотрел весь спектакль. Перед началом провел раз­говор о формализации,которая мне кажется большой опасностью для нас сегодня. Разговоры помогают плохо.

Смотрел с трудом. Разболелась голова, да сильно. Выпил таблетку — не помогло.

Жуткая тетрадь... так неудобно писать, что просто бесит этот процесс.

Здесь много хороших книг. Можно купить полного Чехова, Горького изданий 50-х годов. И недорого. Много хороших книг по философии. Свободно стоят 2 и 3 тома ИВЛ. Надо сдерживать себя, все бы, кажется, купил, но разве в этом дело. Сейчас занимаюсь дипломом. «Склеиваю» работу.

Ф. Раскольников.«Огонек», № 26 (июнь), 1987. Письмо Сталину. «Вы зажали искусство в тиски, от которых оно задыхается и вымирает... /.../ Окостенение и паралич советской литературы».

Подсчеты, сделанные генерал-лейтенантом А.И. Тодорским: сталинские репрессии вырубили из пяти маршалов трех (А.И. Егоров, М.Н. Тухачевский, В.К. Блюхер); из пяти командармов 1-го ранга — трех; из 10 командармов 2-го ранга — всех, из 57 комкоров — 50; из 186 комдивов —154; из 16 армейских комиссаров 1-го и 2-го рангов — всех; из 28 корпусных комиссаров — 25; из 64 дивизионных комис­саров — 58; из 456 полковников — 401.

«Ваша безумная вакханалия не может продолжаться долго. Бесконечен список ваших преступлений. Бесконечен список ваших жертв, нет возможности их перечислить. Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью под­судимых как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов».

8 июля 1987 г.

Дело движется. На худсовете Мигдат представил «ново­го главного». Стало быть, уже не на постановку, а сразу с утверждением. Что же, может быть, это и лучше. Даже, скорее, лучше. Коллективу нельзя долго оставаться без руля и ветрил. Так или иначе, пойдет жизнь, но определен­ность важнее.

Провели два худсовета с читкой пьес. «Дети Арбата» Коковкина по Рыбакову и пьесу Павлова «Я построил дом».

Мы встречались отдельно для разговора по будущему сезону (Григорьян, Лида П., Жора Ц. и я). Разговор до­статочно общий получился. Хотя и затронули некоторые названия. Пытались «помечтать, пофантазировать».

Вышло несколько рецензий (все положительные). По­следняя (сегодняшняя) в «Советской Белоруссии» просто восторженная. Тане воспет панегирик, да какой.

К сожалению, в залах ничего не меняется. Кричат «бра­во», долгие поклоны и проч., но... аншлагами не пахнет. В «Русской драме» стало чуть больше, в Доме офицеров по-прежнему пустота. Сегодня «Архангелы».

Пьеса Павлова «Я построил дом» показалась серьезным материалом. По первому прочтению трудно обобщать, но оно и самое верное — первое. Может быть, мне придется ее ставить.

Читаю книгу Б.П. Вышеславцева. Чрезвычайно интерес­но. Только теперь убеждаюсь, что невозможно изучать философию только с однойточки зрения... Необходимо полное знание оппонента, не только критики на него, но и первоисточники. Обязательно.

Голова какая-то несвободная. Нет необходимой сосредо­точенности на одном деле. Напряжен внутренне. Вроде бы как рассеян... то одно... то другое. Мысли скачут, а целена­правленно сосредоточиться на единственнонеобходимом не удается. Наверное (в большой мере) это от неточного знания того самого единственного. Скорее бы сдать госы, закончить с Москвой и тогда, кажется, смогу упереться рогами в даннуюработу. В спектакль, который ставлю! Так, наверное, только и можно работать по-настоящему. А у меня сегодня мысли — как фонтан. И все нужно, и до всего есть дело.

17 июля 1987 г. Минск

У букиниста случайно купил Леонида Андреева «Пьесы» («Библиотека драматурга»), наше издание 50-х годов. Там шесть пьес и одноактовки. Перечитал. И вдруг подумал о «Днях нашей жизни». А что, если?!

20 июля 1987 г. Минск

Сегодня состоялся худсовет по репертуару на будущий сезон. Перед этим встречались с Феликсом, толковали. Я остановился на Павлове для первой постановки (после сессии). Название второй пока условно. Сказал ему об Андрееве. Возражений не было, но и окончательно пока решили не отвечать.

Худсовет был достаточно продолжительным. Ф. изложил программу (4 конкретных названия и, так сказать, перспек­тиву).—«Дети Арбата» Рыбакова, «Самоубийца» Эрдмана, «Я построил дом» Павлова, «Вишневый сад». Потом круг тем: классика и т. д. — Булгаков, Платонов, Тургенев, Гоголь, Островский и проч.

Платон(схема Платона): учители(воля к мудрости и познанию), властители(воля к власти), питатели(воля к удовлетворению материальных потребностей). — Три рода социального служения. Эти функции заложены в су­ществе человека, в индивидуальной и народной личности, в субъективном и объективном духе, ибо каждый человек в каком-то смысле 1) хозяйствует, 2) властвует и орга­низует и 3) мыслит и верит.(И совершенно так же весь народ и всеобщество.) Три направления душевно-духовнойактивности человека.

Упрощенный монизм!Все богатство бытия свести к излюбленной категории. Пифагор — всёесть число. Де­мокрит — открывает атомы ( всёесть атомы). Фихте — от­крывает категорию субъекта («я») в познании и действии и утверждает, что всё есть «я».

Века 19, 20 — открыты законы органического бытия — мира, человека, общества, культуры, государства — все это — организм.Конец 19 века — расцвет психологии. Психологизм— познание, этика, право, религия, история объясняются при помощи психологических законов.