Не в счет
Шрифт:
— Откуда тебе знать?
Я смогла заговорить.
Спросить.
И я не зажала, как хотелось до невыносимости, ладонями уши, чтоб больше ничего не слышать и не знать. И не затопала ногами, не закричала, что не правда! Не может быть правдой! Она шутит, издевается, ошибается.
Что угодно, но только не правда!
— Где носит Кару?! Карина, твою мать!
— Мы говорили, — Карина, оглянувшись на зовущий голос и зал, улыбнулась грустно, понимающе до желания ударить, и самой обыкновенной, усталой и человечной, она на целое мгновение показалась. — Лучше дружить, не рискуя. Так ведь надежнее… План надежный, как швейцарские часы. Настолько,
— Карина!!!
— … извини, мне надо идти. А платье лучше посмотри вот это. Оно тебе пойдет.
Пошло.
Платье, вытащенное небрежно и мимоходом, село идеально. Оно сделало из меня самой столь же прекрасную и сказочную фею. Оно влюбило в себя с первого взгляда и безоговорочно. И душу, а не только почти все деньги, я за него отдать была готова.
И отдала.
Купила без раздумий и Ивницкой с Женькой. Им, впрочем, я позвонила и одобрение, механически крутясь на подиуме среди зеркальных стен, получила. И фотографии «наконец-то, купленного, слава богу, платья» я на послушном автопилоте отправила.
Я выбрала через ещё пару дней фату.
И не рассказала.
Я не стала рассказывать никому и ничего про Карину, про нашу такую случайную встречу, которую сами мойры соткали то ли насмешкой, то ли ошибкой. Я… я просто стерла из памяти всё сказанное ей столь же старательно, как стирала когда-то неудачные и кривые линии с рисунков и схем на нормальной анатомии.
Она не Измайлов, чтоб значение её слова имели.
Она ошиблась.
Она придумала, как все года, строя воздушные замки, придумывала я. Ей показалось, как раз за разом, казалось мне, думалось, что какой-то смысл его фразы, случайные касания и долгие взгляды имеют.
Измайлов просто…
…он — просто Измайлов.
Он поздравил, узнав из нашей беседы, со скорой свадьбой, не спросил даже про приглашения и точную дату. И вообще, словно переставая замечать, отображать меня, он больше не комментировал мои сообщения.
Не общался без повода, просто так, как раньше, со мной.
А по делу…
Общих дел у нас больше не было.
И друзьями, пожалуй, мы больше не были.
О чём Ивницкой, отвечая про единственное неотправленное приглашение, я и сказала. Я привела замечательные и очень убедительные аргументы, почему же друзьями после стольких лет, совместных вечеров, пьянок-гулянок, секретов, помощи, ссор, обид и радостей, после всего-всего мы считаться больше не можем.
И ещё один коктейль, намешанный из водки и абсента, я заказала.
— Слушай, у нас, конечно, девичник, — Полька, в кои-то веки до отвращения разумная, выставленный на стойку бокал перехватила проворно, отодвинула в сторону, — но наклюкаться до невменяемости в первый же час не лучшая идея.
— А какая лучшая?
— Я бы сказала, не разговаривать с Кариной, но уже поздняк, — вздохнула, подпирая рукой голову, Ивницкая тяжело, покосилась печально, чтоб закончить совсем уж неуверенной скороговоркой. — Ну или… свадьбу перенести, раз тебя опять из-за него плющит.
— Меня не плющит. Не из-за него. И у меня нет причин переносить свадьбу, — я, всё же дотягиваясь до бокала, возразила зло, отчеканила каждое слово, вбила то ли в её, то ли в свою голову. — Никто не переносит свадьбу, когда до неё остается ровно день.
— Не ровно, а чуть больше.
— Не занудствуй. И не смотри так. Я не передумала. Не сомневаюсь. И я всё также собираюсь стать Алиной Гариной, просто… — слова после третьего бокала на нашем урезанном, на двоих, девичнике, в любимом
баре, подбирались плохо, они неслись без разбора, — просто какого чёрта, а?! Это издевательство! Зачем она мне это сказала? С чего решила? К какого лешего я это кручу в голове и думаю?! Это ведь нелепо. Неправда. Он не может меня любить! Не любит. Мы последние полгода толком не общаемся! Разве так бы было, если бы он любил?! Он… он же ни разу не пытался даже поговорить. Или… или у Гарина отбить.— Тю-ю-ю, Калинина! — рассмеялась Ивницкая нервно и пьяно, махнула рукой бармену ещё один заказ. — Нашла того, кто отбивать будет! Это в твоих фильмах и книгах сражаются за сердце дамы, а в жизни наш рассудительно-холодный Глеб Александрович увидел, что ты счастлива с Гариным, и не стал мешать. Чего соваться, если у тебя там всё так замечательно? Ты же даже бровью ни разу не повела, что у вас с Гариным какие-то ссоры бывают. Или что Измайлова тебе не хватает, что скучаешь.
— Ну хорошо, — я загоралась и раздражением, и непониманием, которые молчать и дальше не давали, они били по мозгам сотней вопросов, толкали получить ответы, вытрясти их из Измайлова. — А до этого? Он не попытался, потому что боялся? У идеального уверенного в себе Кена и смелости не хватило? Не верю!
— Мало смелости, много гордости. У тебя, — уточнила Полька поспешно. — Может, если бы ты пошла и призналась первой, то… что-то и было бы.
— Ты ещё скажи, что он не догадывался и не понимал, что нравится мне!
— А может и не понимал?! Или сомневался?
— Ну конечно!
— Алина, ты за него решать и говорить со сто процентной уверенностью тоже никогда и ничего не можешь!
— Да я… хорошо, — я согласилась внезапно для себя же, успокоилась, опрокидывая остатки намешанного пойла, по невидимому щелчку. — Хорошо, пусть тогда скажет за себя сам. Я ему признаюсь и спрошу.
— Чего? — Полька, грохнув на стойку пустую стопку, переспросила изумленно. — Ты ему признаешься? Ты?! Ивницкая, если я ему признаюсь первой, то у нас точно никогда и ничего не сложится. У меня внутри всегда будет сидеть занозой, что первой была я, а не он. И это будет мешать.
Передразнила она ехидно. Она повторила то, что за эти годы миллион раз говорила я. То, в чём я была уверена, вот только… какое теперь это имело значение? Разве мне осталось что терять или бояться?
Не сложится?
Так и без признаний у нас уже не сложится.
Я за Гарина замуж выхожу.
— У тебя же старомодные и не изживаемые взгляды на отношения!
— А ещё у меня завтра свадьба, — я сказала решительно, хлопнула на столешницу единственное оставшееся приглашение, которое в руках всё крутила, таскала в сумке. — Так что считай, что взгляды изжились. К тому же, приглашение всё же следует отдать.
— Что?!
— Ну смотри… если я его не приглашу, то, получается, я боюсь его увидеть и боюсь, что снова вспыхнут чувства, так? — я, разворачиваясь к Ивницкой, произнесла до невозможности высокопарно. — А вот если позову, то, значит…
— … железная логика…
— … мне всё равно. Он просто гость, мой друг. Всё прошло. Я его не люблю. Мы дружим. А то некрасиво выходит. И странно. Всех позвала, а друга — нет.
— Калинина, а ты это к чему сейчас всё ведешь? — Полька протянула с подозрением.
Проницательно.
Пока я очередной — последний, для храбрости и решительности — коктейль заказала, выложила деньги и к следующей загрохотавшей песне прислушалась. Музыка у них сегодня играла в тему, вторила настроению.