Не верь глазам своим

— Мы не общались толком уже не знаю сколько. Конечно, я хочу знать, что происходит в твоей жизни. А твои короткие отчеты о том, как идет лечение Риччи, не спасают ситуацию. Я вижу, что ты не в порядке. И не то чтобы я ожидала увидеть тебя в солнечном настроении, но Клем, ты не в порядке!!!

— А ты была бы в порядке, если бы те, кто избил Алекса, разъехались отдыхать на каникулах по всему миру?! Что им ничего не будет за то, что едва не убили твоего брата! Что он сам прощает их, как какой-то блаженный, и не хочет ни возмездия, ни компенсации?!

— Клем, тише, тише ты! Я понимаю, что ситуация не простая, но ты просто одержим этими ребятами. И я считаю, что они должны получить по заслугам, но это работа полиции! А не твоя! И уж точно не кого-то из этих ребят… — она указал на посетителей клуба, которые выглядели как настоящие бандиты.

— Его нет, — ответил вернувшийся из-за занавески бармен, и парень тут же потащил девушку к выходу.

— Забудь, что была здесь. И перестань лезть в мои дела, Лайла. Я люблю тебя, и мне ценно твое мнение, только вот что-то подсказывает мне, что ты сама действовала бы намного круче, окажись в моей ситуации.

— Как знаешь, Клеман, только я еще кое-что скажу: ты без Жасмин стал совсем неуправляемым. И это не доведет тебя до добра! Твоя импульсивность и жажда мести могут сыграть с тобой плохую шутку!

— Плохая шутка, — вспылил парень, — это то, что Риччи боится задеть свою любовь больнее, хотя сам из-за него пропустит половину первого семестра, и вообще переводится в другой лицей!

— Из-за него? Клеман?

— Забудь! Давай, Лайла, у меня дела.

Девушка выцепила друга случайно, и хотела отвлечься от постоянно снедающих мыслей о Джее и Генри, поэтому и напросилась на поход в это странное место. Но беседа не задалась с самого начала, а к концу съехала к некрасивой размолвке.

Первым желанием было позвонить Жасмин, чтобы пожаловаться на съехавшего с катушек Клема, но Лайла тут же одернула себя. Теперь у Жас есть Эван, с чего она вообще взяла, что та сохранила то же влияние на их друга, что и раньше. В конце концов, охлаждение их отношений было очевидным, даже несмотря на намечающееся потепление.

Завтра в первую половину дня она должна была появиться на организационном собрании с мадам Жако, которое ознаменовывало начало учебного семестра в университете. По этому поводу она волновалась ничуть не меньше, чем по поводу встречи с Джеем после учебного дня. Все же мадам упоминала возможные вопросы и комментарии со стороны комиссии, и они могли наложить отпечаток на ее поступление. Так или иначе, к этим волнениям добавилось и беспокойство об одержимости Клемана. Жизнь не обещала быть простой.

Впервые за все время работы над книгой Лайла пришла первой. Зал был погружен во мрак, не горела даже подсветка у ступеней. Единственное яркое пятно находилось на сцене: прожектор был направлен на рояль. До начала интервью, если можно так назвать их сегодняшнюю встречу, ещё было время, поэтому девушка, стараясь унять волнение, решила отвлечься. Она подошла к инструменту, аккуратно провела по гладкой поверхности кончиками пальцев и не заметила, как окунулась в воспоминания.

Если судить по её первому уроку музыки, который преподал ей Генри, Лайле лучше бы вообще не касаться такого чуда — все равно ничего толкового не выйдет. Но искушение поднять крышку было слишком велико. Неожиданно она поняла, что каждую из этих белых и чёрных клавиш Джей с удивительной лёгкостью заставляет звучать то уверенно и дерзко, то жалобно, то ласково… И ей иррационально захотелось попробовать так же. Она аккуратно нажала одну и зажмурилась. Но ничего страшного не произошло. Нота отыграла и звук затих в глубине рояля. Она несколько минут перебирала клавиши, а потом поняла, что готова сыграть одну строчку из песни. Немного потренировавшись, она наконец улыбнулась: получилось!!!

— Это была первая мелодия, которую я написал, ещё даже не думая, что она положит начало целому альбому, — Парень произнес это глубоким сценическим голосом, вызывавшем столько восторгов у его фанатов. — Я смотрел на самую красивую девушку в мире, уставшую, провалившуюся в сон прямо в дороге, но такую родную. Всего несколько часов назад она позволила быть нам. И это её решение, такое трудное для нее, почти невозможное с её-то характером, вернуло меня к жизни. Даже не так. Оно меня возродило…

Лайла резко обернулась и всматривалась в темноту зала, но спустя несколько секунд поняла, что голос доносится из-за кулис. Джей стоял, прислонившись к стене между длинных тёмных полос ткани, отделявших сцену от закулисья. Свет сигнального фонаря едва выхватывал его фигуру из тени.

— Я остановился прямо на обочине дороги, достал ноутбук и просто набил несколько нот. И слова сами посыпались из-под пальцев. Я едва успевал печатать. Я смотрел, как она спит, и сердце так громко стучало в ушах, что я боялся ее разбудить этим грохотом. И не верил собственному счастью, — он замолчал, будто вспоминая, как это было, и Лайла почувствовала себя неловко, словно лишняя в этой тишине.

— Привет, — она негромко поздоровалась и повернулась обратно к роялю. Она смотрела на свои пальцы и не решалась снова прикоснуться к клавишам. — Я…

— Добрый вечер, Лайла, — Джей не двинулся с места, поэтому звук его голоса разбавлялся эхом и расстоянием. Но девушка все равно вздрогнула от того, как знакомо прозвучало ее имя.

— Я подумала, что ты хотел увидеть, что же вышло из наших интервью… — она так и не повернулась, поэтому вздрогнула, когда Джей возник прямо у нее за спиной, наклоняясь к инструменту так, что девушка оказалась в его объятьях. Он наиграл несколько фраз, пока Лайла приходила в себя от странно-родного прикосновения.

— Именно эти ноты каждый раз заставляют мое сердце снова стучать громче. Потому что они будто возвращают меня в ту ночь, когда в моей душе раскрылся робкий цветок надежды на то, что у нас с моей любимой все получится. Надежды на то, что я больше не упущу свой шанс. Надежды на то, что она сможет дождаться того момента, когда я смогу наконец открыть ей свой секрет. Мы приехали в одно милое местечко, но она так крепко спала, что разбудить ее у меня рука не поднялась. Тогда почти всю ночь я писал. Писал о последних нескольких днях. О тех жутких эмоциях, что мне довелось испытать, о тех страхах, что заполняли душу, о том бесконечном сожалении и таком же бесконечном счастье, когда стало ясно, что моя любовь не отказалась от меня. Я смотрел на звезды, которые прекрасно видны в провинции в безоблачные ночи, и понимал, что эти двадцать четыре часа изменили меня навсегда. В меня будто вдохнули новую жизнь, и я под совсем другим углом посмотрел на себя, на свое творчество, на свое окружение. Я будто в один миг прозрел. Я так ясно увидел, как нужно изменить мои работы, какую концепцию выбрать для несостоявшегося в тот субботний апрельский вечер презентации… И просто понял, что в голове бьет вулкан идей, которые я буквально вынужден записать и реализовать. Вот тогда-то я и набросал практически половину альбома. — Все это время парень наигрывал мелодию, хотя стоять тому было, наверное, очень неудобно. Но он не отпускал, лишь немного сдвигался по октавам, и девушка в его руках будто качалась на волнах, подчиняясь его движениям.

Его шепот пробивал Лайлу до дрожи, потому что она чувствовала, что сходит с ума. Что прямо сейчас она находится в выдуманной реальности, где ее неадекватные мечты, посещавшие ее во снах или после хорошей порции вина, стали явью, только это все не могло быть правдой, и от этой смеси непонятных, желанных, страшных, и совершенно необъяснимых эмоций у нее текли слезы. Джей был таким же родным, как и Генри, и это пугало до чертиков, потому что так быть не могло. Не должно было. Но было.

— Вернувшись к обычной жизни, я был настолько гоним этой чертовой необходимостью выплеснуть все эмоции, впечатления, все пережитое в творчество, что забыл о той надежде, что грела меня, не переставая. Я ушел в работу. Но вместе с этим, я лелеял в душе мечту, что когда она будет завершена, мое счастье увидит меня в новом свете, поймет меня, примет; что услышав мое признание, сможет сама догадаться о том, что я так боялся ей сказать. Но она не дождалась. Она меня оставила.

— Зачем ты мне все это говоришь? — смогла выдать девушка, хотя язык едва ли готов был двигаться. Они уже несколько минут находились в тишине: Джей выпрямился и еще крепче прижал к себе хрупкие девичьи плечи. Его голос не стал громче, но акустика помещения позволяла ей четко слышать каждое слово. Лайла не могла двигаться, даже пошевелить рукой, застывшей на коленке, но внутри ее разрывало от непрошенных чувств. Их было так много, что она не все из них могла осознать. И из-за этого шквала эмоций у нее не получалось четко мыслить, а если какая-то сформированная мысль и останавливалась на секунду, чтобы девушка успела ее уловить, то тут же оказывалась сметенной потоком постоянно меняющихся ощущений: от какого-то непонятного восторга до летящей пропасти апатии. Это был такой сумбур, с каждым новым мгновением запутывающий и захватывающий сильней и сильней, что долго его выдержать было просто невозможно.