Не вместо

— Теперь уже никто, — отвечаю я ровно.

Подхожу к кофейнику, пряча глаза. Мне нужно продержаться до ночи. Там я останусь одна и, как всегда, что-нибудь придумаю.

— Говори.

— Лучше ты скажи. Когда говорил, что убил человека, ты имел в виду Эммерсона или Роджерса?

Джеймс меняется в лице.

— Таких ублюдков, как Эммерсон, ничто не берет. Такое… не потопишь.

Правильно, надо поговорить об этом. Так легче. Нужно отвлечься… отвлечься на то, чем я жила почти полтора года, чтобы забыть последний месяц.

— Зато угроза тебе исходит именно от него. Что ты сделал с Роджерсом?

— Кто этот парень?

— Его зовут Стефан. Мы вместе зависали и несколько раз переспали.

— И поэтому ты поливаешь слезами кофейник?

— Я не поливаю слезами кофейник.

Я оборачиваюсь, доказывая, что это правда. И позорно всхлипываю.

— Шерри, — вздыхает Джеймс.

И тут меня прорывает:

— Он кинул меня, ничего толком даже не объяснив. Как ты. И как даже наши родители. Мы с ним сблизились из-за тебя. Он помогал мне разобраться в том дерьме, что ты после себя оставил. Родители, оказывается, все знали, но ничего мне не говорили. И вдруг месяц назад появился Стефан, и он услышал, как Эммерсон мне угрожал, узнал о тебе и предложил помочь. Разговорить эту твою Лейси. А потом он сложил факты и вышел на историю Эндрю Роджерса. Я чуть из университета не вылетела, силясь разобраться, а он взял и справился с этим легко, за месяц. Просто так, похоже, потому что я ему понравилась. А я даже толком не подпустила его к себе. Все никак не могла довериться после тебя, отца, Майлза Докери. И он решил, что, чем ждать, когда я дозрею до человеческих отношений, лучше сваливать нахрен. Впервые кому-то было на меня настолько не плевать, но я не ответила тем же. И теперь буду об этом жалеть.

Выслушав мою речь, брат кивает и выходит в коридор. А я продолжаю тонуть в жалости к себе, поливая слезами кофейник. Мне и стыдно, и нет. И… я не должна была срываться на брате.

Спохватываюсь, только когда слышу, как в гараже оживает двигатель моей машины.

— Джеймс! — я вылетаю из дома, пытаясь остановить его.

Но Джеймс выруливает в другую сторону и уезжает. Я понятия не имею куда. Я испортила все.

45. Расплата за выбор себя

Стефан

Два двойных виски залпом — и жизнь становится чуточку более сносной. Алкоголь стирает обидные слова Норта, понимающие речи Тиффани. Но не стирает Звездочку. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы стереть ее. Сколько я здесь? Месяц и полкапли? Оказывается, этого достаточно, чтобы совершенно по-дурацки влюбиться в девчонку, которая того даже не заслуживает.

Вот что меня бесит больше всего: мне хватило пары разговоров наедине и одного стриптиза, чтобы окончательно в ней раствориться, а она все такая же далекая. Как… как звездочка. Пошло и банально, но Шер светит и не греет. Каждый раз, как только мне начинает казаться, что она пошла на сближение, — она снова вдали. Я бы хотел сказать, что обижен, что к черту ее. Но начинаю подозревать, что по-другому она просто не может. По-другому у нее не выходит, как она ни пытается.

Только вчера Шер, казалось, была моей, всю ночь позволяла мне делать с ней все, что вздумается, утром у калитки обернулась… Я вспоминал, как она мне подмигнула, весь день. Будто что-то обещая. А уже вечером захлопнула дверь перед самым моим носом, хотя прекрасно знала, что я бы просто так к ней домой не явился. На что я вообще рассчитывал? Что она представит меня родителям как своего бойфренда, а потом мы все, держась за ручки, сядем за стол ужинать? Или я думал, что, едва увидев меня, она бросится ко мне на шею, обнимет и погладит по головке, как ребенка? Я ей ничего толком не рассказывал о ситуации со своим отцом. Не хотел выглядеть слабаком, а мое прошлое выставляет меня именно таковым.

И она тоже не спрашивала. Кроме двух раз. Но когда она заговорила о слушании по делу отца, я на нее наорал, а когда спросила про татуировку — напугал. Какой же я идиот. Все нужно было делать иначе!

Когда рядом со мной приземляется молодой парень, я поначалу не обращаю на него внимания. Парень и парень, подумаешь. В баре нас таких тьма. Но его сверлящий взгляд всерьез раздражает. С полминуты мне удается его игнорировать, а потом резко оборачиваюсь и спрашиваю:

— Чувак, у тебя проблемы?

Говорю — и осекаюсь под взглядом насмешливых зеленых глаз. Точно таких, как у Звездочки. Она столько рассказывала мне про брата, но при этом ни разу не показала фото. Еще одно доказательство дистанции. Вот только, оказывается, это и не нужно. Их с братом как под копирку делали. И это при том, что на отца ни та, ни другой вообще не походят. Ничем, кроме глаз. Иначе точно решил бы, что эти двое усыновленные или от соседа.

— Джеймс, ты вернулся! — подтверждает догадку бармен.

Тот сверкает белоснежной улыбкой в сторону мужчины, но не отвечает. Правильно Лейси говорила: этот придурок как с рекламного плаката в реальный мир выпрыгнул. Может, и не абсолютный красавец, но, знаете, таких любят ставить на постерах клиник всяких с подписью «доверие». Настоящий какой-то «Капитан Америка», блядь. Я отлично понимаю теперь Лейси, которая сказала, что ревновала к Шер, как проклятая. Примерно то же самое чувствую я, после того как Звездочка не пустила меня в дом из-за брата. Да она вообще и связалась со мной исключительно из-за него.

Выругавшись сквозь зубы, я пытаюсь уйти, пока Джеймс сильно занят знакомым барменом, но он не глядя перехватывает меня за плечо и обращает теперь уже все внимание на меня.

— Ты уйдешь отсюда только в одном случае: если собрался вернуться и извиниться перед моей сестрой.

Ах да, точно, меня же раз пятьсот предупредили, что этот фрик не дает сестренку в обиду! А еще способен переломать ребра любому, кто подойдет к Шер на расстояние прицельного плевка.

Я перевожу на его руку выразительный взгляд.

— Советую тебе отпустить, приятель. Да и для Шерил я уже сделал достаточно. Извиняться перед ней мне не за что.

— Точно? Тогда почему она сейчас плачет?

Внутрь меня просунули рыболовный крючок, что-то подцепили и дернули. О том, что Шер периодически льет слезы по брату, я уже в курсе, но никак не ожидал, что удостоюсь той же чести. Это, мать его, чертовски приятно. Что-то, значит, чувствует. Но слышать об этом больно. Иррационально хочется сорваться с места и действительно бежать к ней просить прощения. Я ведь понятия не имею, что на самом деле у нее в голове. Когда уходила от меня совсем недавно, я понял, что ей было паршиво, но не думал, что будет плакать. Но что все это меняет? Плачет она или нет, подпустить к себе — не в состоянии.

— Понятия не имею и не хочу, — огрызаюсь и показываю бармену повторить мне виски.

— Ключи от мотоцикла. А то ты реально выглядишь так, будто после еще пары стаканов сорвешься с места и поскачешь геройствовать к своей девчонке.

Своей девчонке.

Эти два слова меня обжигают. Это она для меня «моя девчонка», а что по этому поводу думает сама Шерил? И важно ли? Я действительно готов сесть на мотоцикл и уехать. И забыть ее где-нибудь в другом месте. Оттрахать, как Докери, какую-нибудь похожую и на все согласную и забыть. Прорвать эту плотину нежелания иметь дело ни с кем, кроме Звездочки. Да даже если раз не выйдет, два не выйдет, через какое-то время организм возьмет свое — отпустит. А потом отпустит и Шерил.

Мозг быстро реагирует и подсовывает мне картинку сомкнутых век, раскрытых в крике удовольствия губ. Это было вчера ночью. Я коллекционирую эти воспоминания, как какой-то маньяк.

Я швыряю ключи на стойку. Мне нужно догнаться и забыть Шер. На то время, что я в штате Калифорния. Иначе я сорвусь и снова попрусь к Звездочке, как наркоман за дозой. Но уже завтра я смогу уехать.

Нужно переключиться.

— Если хочешь узнать, из-за кого Шерри плачет больше всех, топай к зеркалу. И не вини меня, что я устал вытирать ей слезки.