Не время для героев
Шрифт:
– Прошло время, пролетели года,
Я окреп, стал лучше, нажил добра.
Но в глубине души, как заноза засела,
Не дает покоя моя королева.
И я оставил все, ушел из дома.
Искал везде, расспрашивал знакомых.
И однажды утром я ее встретил.
Как
Я смотрел на нее, а она на меня,
Было ясно: не сложилась у бабы судьба.
Поиграли и бросили, точно игрушку,
Сколько таких, как она, попалось в ловушку?
И я хотел сказать ей, как тяжело мне было,
Как терпел я лишенья, как сердце ныло,
Как ночевал под небом и насквозь промок,
Как утешеньем мне были огонь и дымок.
Как однажды, с голоду, слез не держа,
Я давился мясом лесного ежа.
И я бы мог все сказать, внушить ей вину,
Но чувствовал остро: душа уйдет ко дну.
И я обнял ее, простил, прижал к себе,
Молвил тихо, что позади... все... уже.
Что зла не держу, мол, живи спокойно,
Прощай, королева. Уже не больно...
Черкашин склонил голову и эффектно прижал руку к груди. Затем вывел коду:
– И я ушел, двинулся своей дорогой.
С чистым сердцем, только грустный немного.
И вдруг позади, ее голос распугал все мысли.
Она непонимающе крикнула мне: «Эй, в смысле?!»
Музыканты закончили играть на протяжной мажорной ноте.
И это был фурор. Люди вставали, хлопали, свистели. Некоторые даже прослезились. А Черкашин на подмостках кланялся, раздавал воздушные поцелуи и подмигивал хорошеньким девицам. Нео спустился со сцены: уставший, взмокший, но счастливый. Он пробирался к друзьям через восхищенную толпу.
Илаф протянул ему руку, с почтением пожал, и что-то сказал своей племяннице, та юркнула прочь и вскоре принесла большой поднос с пятью кружками эля. Илаф поднял тост:
– За прекрасного певца, за блестящий талант и нашего гостя! – народ дружно заревел, загремели кружки.
Нео сел, тяжело дыша.
– Автограф дашь? – спросил Миххик с улыбкой.
Черкашин кисло улыбнулся, и отпил эля.
– Можем запустить тур по городам, – предложил Топольский, старательно изображая серьезность.
–
Я займусь рекламой, – подхватил Жека.– Ай, ну вас... – отмахнулся Черкашин. – Людям ведь понравилось, – он обвел взглядом многолюдный зал.
– Давно рэпчиком балуешься? – поинтересовался Савельев.
– Пару лет. Так, для себя пишу.
К их столику подошла племянница Илафа с еще одни подносом, на котором стояла высокая бутылка и простые бокалы из зеленого стекла.
– Вино от благодарных посетителей, – сказала девчушка, водружая бутылку на стол.
Так вечер и продолжался. Время от времени к столу звезды несли разное угощенье. Часто подсаживались люди, чтобы выпить с Черкашиным. Максим ни разу не отказал. Он купался в народной любви и заливался дареным спиртным.
Так продолжалось до полуночи. Часть людей разбрелась по домам, часть – очевидно самые большие поклонники таланта Нео – окружили его. Девушки игриво жались к певцу, стреляли глазками.
– Хочу карася в сметане! – осоловело объявил Макс, когда уставший Илаф подошел убрать очередную порцию грязной посуды.
Мужчина растерянно задумался, сказал:
– Есть запеченный карп на углях.
Нео быстро взглянул на друзей.
– Эт че? Я в рыбе не особо кумекаю.
– Карась, только большой, – пояснил Жека.
– Несите, – согласился Черкашин.
– Не рано ли ты зазвездился? – спросил Миххик, лениво доедая остатки жаркого. – Поручения раздаешь...
– Согласен, виноват, – пьяно буркнул Нео. Крикнул Илафу: – Не надо карася!.. Обойдемся!.. ик!.. мы народ простой… нечего… ик!.. карасей переводить…
– Пойду наверх, – сказал Топольский устало. Он выбирался из кольца поклонников Черкашина.
– Мы еще посидим, – кивнул ему Миххик, потянувшись за бутылкой недопитого вина. Жека кивнул.
– Ладно, – отозвался Олег.
Он неторопливо поднялся по лестнице, вошел в коридор и заметил, как из его с Максимом комнаты выходит племянница Илафа с зажженной лампой в руке.
Она испуганно ойкнула, увидев Топольского, потупилась.
– Убирала вашу комнату... – робко обронила девчушка. – И принесла заправленный светильник...
– Если будет нужно, мы попросим, – сказал Олег вежливо, но строго. Подойдя к дверям, он сунул ключ в замочную скважину, открыл дверь, но входить не стал. Он бросил взгляд на племянницу Илафа. Девушка поспешно заторопилась по коридору и сбежала по лестнице в зал.
Олег переступил порог и запер дверь. На тумбе тускло брезжила зажженная лампа. Большие тени дрожали на стенах, словно вуаль. Вампир осмотрелся: воровать у них было особо нечего, но он все же проверил вещи. Все на месте… Топольский сел на кровать и прислушался. Внизу затянули адаптированную версию песни Григория Викторовича Лепса – «Кружка эля на столе». Олег хмыкнул, бросил взгляд в укромный темный угол, где стояла бутылка с кровью. Следовало подкрепиться. Он потянулся к сосуду и замер, взял лампу, присветил. Бутылка стояла иначе, пробка была небрежно вколочена в горлышко.