Не введи во искушение
Шрифт:
Краснов подтянулся, представился.
Корнилов пожал ему руку, спросил:
— С кем вы, генерал — с нами или против нас? Пётр Николаевич не ожидал такого вопроса, однако ответил твёрдо:
— Я солдат, ваше превосходительство, и любое приказание исполню в точности.
— Ну вот и отлично. Поезжайте в Псков, разыщите Крымова. Если его там нет, оставайтесь пока в Пскове. Я не знаю, как поведёт себя генерал Клембовский. Он — главный в городе. Во всяком случае, зайдите к нему. Да поможет вам Господь...
Покинув корниловский особняк, Краснов направился в штаб походного атамана. Ему хотелось увидеть своих старых знакомых генералов Смагина
В одном Пётр Николаевич был убеждён — Лукомский на сегодня этой ситуацией не владеет. И где искать Крымова и его корпус — не ясно...
В штабе походного атамана кроме генерала Сазонова повидать никого не удалось. Все были в отъезде.
Сазонов встретил Краснова с лёгким укором.
— Что же ты, братец, пошёл сразу к Лукомскому, — сказал он, обнимая старого знакомого. — Тебе надо было прежде со мной встретиться.
Пётр Николаевич заметил, как Сазонов постарел, обрюзг, под глазами — мешки.
— Я же звонил, велел твоим штабистам, чтобы ты у меня обязательно побивал, когда в Могилёве окажешься. Теперь поступай, как главкомверх приказал.
Помощник походного атамана рассказал Краснову; что между Корниловым и Керенским пробежала чёрная кошка. Хотя она, пожалуй, появилась между ними уже давно, с первых дней назначения Корнилова главнокомандующим.
— Лавры нашего Лавра не дают покоя Керенскому, — скаламбурил Сазонов.
— Я считаю, — сказал помощник походного атамана, — Россию спасёт только диктатура. Если Корнилов возьмёт власть, он будет держать её до созыва Учредительного собрания.
— Поживём — увидим, — вздохнул Краснов. — А что слышно о нашем Доне?
— Не всё ладно и у нас на Дону. На Дону объявились сторонники Ленина-Ульянова, большевики, и пытаются вести агитацию среди казаков...
— Казаков особо не сагитируешь, — улыбнулся Краснов. — Ну а что ты знаешь о Третьем конном корпусе? Где мне искать Крымова?
— Пути корпуса неисповедимы. С ним не встречался Корнилов, да и под Могилёвым он не объявлялся. Следует прямо на Петроград. Я бы сказал точнее — не следует, а ползёт. Солдаты устали, кони застоялись. И что хуже всего, на станциях солдаты слушают агитаторов. А ты, Пётр Николаевич, знаешь, какие они речи произносят. В общем, думаю, тебе доведётся хлебнуть с ними лиха. Ну, ты мужик тёртый, генерал, солдатами щипанный, справишься...
Уже выходя от Сазонова, Краснов столкнулся с полковником Власовым. Он только что вернулся из корпуса Крымова. Не порадовал: Третий конный корпус по-прежнему в эшелонах, и его боеспособность на данный момент сведена к нулю. Сам Крымов ещё не арестован, но такая угроза есть...
Власов, как и Сазонов, считал, что Корнилов — Единственный на сегодня, кто может спасти положение. А оно критическое.
— Вам надо, Пётр Николаевич, поторопиться. Как поступать, увидите на месте.
Краснову ничего не оставалось, как только откланяться. Надежды на старых знакомых оказались тщетными. Надо было всё решать самому.
Хотя этого давно ожидали, но тем не менее телеграмма Керенского вызвала в Ставке переполох. В телеграмме сообщалось, что генерал Корнилов отстраняется от должности Верховного главнокомандующего. Главкомверхом Керенский объявлял себя.
Прочитав телеграмму и связавшись с генералом Алексеевым, Лавр Георгиевич закрылся
в своём кабинете, приказав его не беспокоить. Он сел за письменный стол и долго смотрел на карту фронта, висевшую на стене. Затем начал писать обращение к русскому народу:«Я, Верховный главнокомандующий Корнилов, перед лицом всего народа объявляю, что долг солдата, самоотверженность гражданина свободной России и беззаветная любовь к Родине заставили меня в эти тяжёлые минуты бытия Отечества не подчиниться приказанию Временного правительства и оставить за собой Верховное командование армией и флотом. Поддерживаемый в этом решении всеми главнокомандующими фронтами, я заявляю всему русскому народу, что предпочитаю смерть устранению меня от должности Верховного главнокомандующего...
Это обращение случайно попало в руки Краснова, когда он находился в поисках Третьего конного корпуса.
На станцию Дно Краснов прибыл после того, как узнал, что генерал Клембовский, возможно, отозван в Ставку и вскоре сменит главкомверха. Клембовского Краснов не знал, и сумеет ли тот по своим качествам сравниться с Корниловым, судить не мог.
Узнав, что между Вырицей и Павловском пути разобраны солдатами Петроградского гарнизона и что между ними и «туземцами» идёт перестрелка, Краснов решил встретиться с командиром «Туземной дивизии» князем Багратионом.
В прицепном вагоне, в котором Багратион ехал до станции Дно, командира дивизии не оказалось. Краснов выяснил, что князь остановился в одном из дворянских имений вёрстах в семи от станции.
В имение Пётр Николаевич решил добираться вместе с командиром Ингушского полка, полковником Мергуле. А пока сотник Генералов, сопровождавший Краснова ещё с Могилёва, предложил выпить по чашке чая.
Переступая через «туземцев», которые, разбросав бурки, спали на полу, на лавках и деревянных диванах вокзала, офицеры пробрались в буфет. У столиков стояли и сидели офицеры дивизии. Дымили папиросы, чадило из кухни, пар из самовара висел под потолком.
— Кажется, ваше превосходительство, нас здесь не ждут, — сказал сотник, подавая Краснову чашку.
— Возможно, но у нас есть приказ, и мы должны его исполнить...
Полковник Мергуле, типичный ингуш, подтянутый, черноволосый красавец с аккуратно подстриженными усиками, разыскал Краснова в буфете.
— Ваше превосходительство, автомобиль ожидает.
На станции Дно все пути были забиты эшелонами.
Пристанционный базар давно не торговал, его разграбили «туземцы», и Краснов со страхом подумал: что будет, когда сюда прибудут полки дагестанцев и осетин? А что они должны влиться в состав «Туземного корпуса», Пётр Николаевич слышал ещё от помощника походного атамана генерала Сазонова.
Водитель распахнул дверцу, и Краснов сел рядом с Мергуле. Машина бежала по хорошему шоссе мимо мокрых ивовых кустарников, болотистых лугов, осенних золотистых берёз. Часто встречались всадники в папах и черкесках на горских поджарых лошадях.
Полковник Мергуле сказал:
— То, что нас задержали, меня не удивляет. О «туземцах» в Питере ходят дурные слухи.
Краснов промолчал. Питерцы действительно опасались появления в городе горцев, но говорить об этом с полковник ом Пётр Николаевич не стал. Мергуле мог обидеться на слова Краснова. Однако чуть погодя генерал высказал свои соображения о дальнейшей судьбе «Туземного корпуса».