Не введи во искушение
Шрифт:
— Князь далёк от жизни, — шепнул Герагули Краснову.
— Я доволен увиденными сегодня казачьими полками. Нам всем необходимы только наступление и победа, — закончил свою речь Долгоруков.
Командующий армией повернулся к Краснову:
— Пётр Николаевич, как вы смотрите на переход в наступление революционных войск во главе с существующими комитетами?
Краснов поднялся. В памяти его всплыли солдатские митинги, крики...
— Господа, — начал он, — как русский человек я очень хотел бы, чтобы наступление завершилось успехом. Но как военный человек, верящий в незыблемость военной науки, я с болью сознаю, что победы не будет. Вы, князь, говорите,
Князь Долгоруков покраснел:
— Ваше превосходительство, прямо скажите, что вы не желаете наступления. Свои недоработки в казачьих полках вы хотите переложить на других.
Краснов лишь усмехнулся, но промолчал, не желая вступать в пустые пререкания...
Жили Савостины за Московским вокзалом в бревенчатом домике. Комната, в которой ютились Савелий Антипыч с Матвеем, была крохотная: одна койка, стол с тремя табуретками, печка да сундук, обитый полосовым железом, покойнццы — матери Матвея. Савелий Антипыч оказался мужик крепкий, всю жизнь на заводе проработал. Сразу указал на сундук:
— Здесь, Иван, спать будешь. По батюшке величать тебя не буду — больно молод. Живи, залечивай раны да ко всему приглядывайся. Где что не так, Матвей надоумит. Живём мы, сам видишь, скудно, но дружно: уж суп-то всегда сварганим и тебя от стола не отсадим... А завод наш в последний год чахнет, военных заказов мало, рабочих сокращают. Матвей всё больше по митингам шастает, в прошлые годы за анархистов горло драл, ноне большевики ему приглянулись. Ленин понравился на вокзале, когда с броневика речь произносил. Мне многое рассказывал. А я вот что тебе, Иван, скажу: показалось мне, что-то много этот Ленин народу обещает. И землю крестьянам, и фабрики-заводы рабочим, и жизнь райскую. Каша маслена, ешь — не хочу. Ну ладно, я в крестьянской жизни не понимаю, но чтобы наш Путиловский без хозяина оставить, самим рабочим на нём командовать? Да какой из рабочего инженер? Этак любой Ванька шапку задерёт и директора из себя возомнит... Вот что до войны, то с ней точно надо кончать. Эвона сколь людей перемололи, бабы рожать не поспевают. Детишки по подворотням бегают, по помойкам роются. А правительство наше всё кричит: «Война до победного конца!» У вас-то на Дону люд, поди, не голодает? Вот видишь, а в Питере нищие на каждом шагу, и все копейку просят. А где её взять, ту копейку?..
Вечерами сумерничали при свече, но чаще при лунном свете, проникавшем в подвальную комнату. Шандыба рассказывал, что в эту пору уже обычно отсеивались, яровые всходили, а что до озимой, то она скоро уже в колос войдёт. И рыба на плёсах гуляет... И так захотелось в эти минуты Ваньке домой, что так бы и полетел, да жаль, крылья ему война обрубила...
Матвей приходил вечерами поздно с новостями. Брусилов-то генерал негодный. Керенский смещает его, Корнилова назначает.
Однажды Матвей сообщил, что в Питер подтягиваются войска: и юнкера, и казачьи отряды, и пулемётчики. Даже орудия поставили.
— И все против народа, — возмущался Матвей, — но народ не запугать. Комитет большевиков постановил поднимать люд, если чего не так.
Савелий Антипыч заметил:
— Не горячитесь, тесто ещё не взошло, из кадки не полезло. Как бы народ под пули не подставить...
Краснов
прибыл в расположение полка, получив арочное уведомление: 16-й Донской казачий полк вышел из повиновения. Разобрали из цейхгаузов обмундирование, переоделись и, нацепив красные банты, бахвалятся:Мы сами себе офицеры, не хуже их могем командовать!
— Офицеры ноне поутихли, боятся!
И гуляют по селу...
Краснов с коня соскочил, бросил повод ординарцу. Урядник подбежал.
От походных кухонь шёл густой запах наваристых щей.
— Где мясо взяли?
— Дак, ваше благородие, казачки расстарались. Кабанчика завалили.
— Построить полк! Где командир полка?
— Заарестован, ваше благородие.
С великим трудом собрали полк: иные обедали, иные гуляли.
— Казаки, — заговорил Краснов, когда шум немного улёгся. — Вы нарушили дисциплину и воинский долг. Где командир полка?
— А мы его в трибунал отправили, — ответили нестройно. — И тебя могем сдать! Казака ноне не тронь, хоть ты и енерал!
Рассмеялись весело. Кто-то лихо свистнул.
— Прекратить безобразие!
Краснов побагровел от злости. Казаки притихли. Но тут в село дикой ордой ворвался пехотный полк. Солдаты влились в толпу казаков, закричали:
— Братцы, да он вас стращает!
— Мы ящик с патронами в Стыре утопили!
— Не желаем воевать!
— Казаки! Солдаты! — снова подал голос Краснов. — Вы нарушили присягу!
— А чего-то он рот-то раскрыл? День ноне велик! Пасха Христова!
Позже Краснову рассказали: солдаты пехотного полка накануне потребовали от своих офицеров разговения. Офицеры ездили по всем ближним деревням в поисках куличей и яиц, а когда не нашли, то солдаты едва не застрелили своего полковника. Седой командир полка перед всем строем стоял на коленях, вымаливая жизнь...
— Братцы, пущай энтот енерал прощение у нас попросит!
— Надо арестовать его и в трибунал отправить!
— Верна-а-а! Энтот енерал войны хочет до победного конца!
Несколько солдат с ружьями наперевес повели Краснова в Витиборгский комитет, позвав с собой одного из казаков.
— Эй, Воронков, айда с нами, обвинять будешь!..
Из Витиборгского комитета Краснова повезли в Минск на суд армейского трибунала. В комитете Петру Николаевичу было сказано просто:
— Что ты командующий, нам плевать...
С трудом удалось Краснову через начальника станции связаться с командующим Западным фронтом генералом Гурко. Тот велел немедленно освободить Петра Николаевича и отправить в дивизию...
Всё это ещё раз убедило Краснова, что армия окончательно разложилась. Он написал новый рапорт. Но в штабе Петра Николаевича не поддержали. В военном же министерстве, во главе которого стоял Керенский, заявление Краснова об отставке в очередной раз не утвердили и предложили принять 1-ю Кубанскую казачью дивизию.
Глава 15
День начался как обычно: Матвей, едва сполоснув лицо, отправился в свой комитет, Савелий Антипыч затемно ушёл на завод, а Иван, съев кусок хлеба с воблой и выпив вместо чая кружку горячей воды, зашагал в госпиталь на перевязку. В прошлый раз сестра милосердия Сняла бинты и заметила:
— Совсем скоро рана затянется. Однако ни о каком фронте не думайте. А вот работать — ещё немного, и мы вам позволим. Домой, на Дон — не те сейчас условия, чтобы добираться. Сами видите, что творится...