(Не) замужем
Шрифт:
– А ты что за хрен с горы? – смотрю на него с ошалевшим видом.
– Сейчас подробно объясню, – басит он.
При этом разминает шею так, будто собирается меня нокаутировать.
Мама!
Глава 24. (Не) ее отец
Рафаэль
Я выхожу из квартиры и что вижу?
Какой-то псих держит за косу дочку Кристины! Ту самую, которая старшая и самая спокойная. Главное – как держит. Тянет вверх, причем основательно, а девчонка
Естественно, я не стерпел, естественно, я подлетел.
И хорошенько бы врезал этому придурку, не прояви тот чудеса верткости.
Он мгновенно отпускает девчонку, которая тут же приземляется на задницу. Затем этот козел отпрыгивает на добрых пару метров и верещит:
– Я ее отец, что вы себе позволяете? Я разбираюсь со своим ребенком, вам незачем вмешиваться!
Хмурю брови, строго на него смотрю, оборачиваюсь к девочке.
– Это правда твой отец?
Она сосредотачивает на мне взгляд, нехотя кивает.
– Вот видите! – тут же смелеет агрессивный придурок. – Ничего страшного не произошло, просто учу ее уму-разуму. Я ее родитель, Максим Лапин, соответственно опекун, и вы не имеете права мне указывать.
Складываю руки на груди, смотрю на него свысока.
В моем понимании отец может относиться к дочке строго определенным образом: случилась беда, помочь, денег на обновки дать, защитить, погладить по голове. Но не таскать за косу со всей дури!
Сыновья – это другое. Сыновья – это мальчики. Им не грех и по жопе дать, приструнить как полагается. С моими дьяволятами так вообще без этого никак. Девочки же из другого теста, другое и отношение. С ними надо по-особому, ласково.
– Что-то я вас, – намеренно делаю упор на последнее слово, – тут раньше не видел. Кристина живет одна с девчонками. Откуда взялись?
– Больно много вы знаете про мою семью, – шипит этот наглый олух. – Между прочим, приличные люди в дела чужих семей не лезут!
Надо же, какие у него познания о приличии. Не то чтобы меня когда-то волновало, считают ли меня приличным человеком.
– Идите себе мимо, – тем временем продолжает он. – Мы с дочкой сами разберемся.
– Ага, щас. – Зло на него зыркаю и перехожу на «ты»: – А давай я позвоню ее матери и спрошу, нормально ли это, что ее отец таскает девчонку за косу, что-то там от нее требует. Тогда и посмотрим, сколько у тебя на эту девочку прав и как ты должен себя вести. Ну?
– Развелись тут всякие умники, – бурчит он с недовольным видом.
Однако спорить со мной больше не решается.
Очень шустро бросается к лифту.
Пара секунд, и недопапаши след простыл.
Оборачиваюсь к девочке и тяжело вздыхаю.
Вот горе-родитель, хоть бы ребенка поднял, прежде чем позорно бежать.
Наклоняюсь к ней, протягиваю руку:
– Давай помогу.
Она хватается за мою ладонь, поднимается, скривив лицо.
– Ударилась? – спрашиваю.
Она молчит.
Тогда осторожно интересуюсь:
– Как зовут?
– Ева, – пищит она тихонько.
Имя-то какое знаковое. Прародительница всего человечества.
Только тут замечаю, что у девчонки из-под школьного платья выглядывают
разбитые коленки. На белых капроновых колготках здоровенные дыры, из которых зияют покрытые кровью раны, свежие.– Ох, ты ж, горе луковое, где ж ты так? – цокаю языком.
Ева отводит взгляд, морщится. Такое чисто женское выражение горя на лице.
Видно, что ей больно и некомфортно.
А я, кстати, мастер лечения сбитых коленок. У меня по этому делу практически диплом. За последний месяц, что прожил с близнецами один на один, точнее один на два, я увидел множество разбитых коленок, а подранных штанов – еще больше. Поначалу ругал, потом понял – бесполезно. Поэтому у меня в доме большой запас джинсов для малышни, ну и аптечка размером с половину шкафа. Там все, как мне обещала провизор. В том числе и перекись с пластырями.
– Ева, пошли ко мне, обработаем раны, – командую ей. – Тут нужна срочная помощь.
Девочка бросает на меня испуганный взгляд.
– Мама не разрешает никуда ходить с незнакомцами!
На это мне остается лишь хмыкнуть.
– Какой же я незнакомец, – пожимаю плечами. – Я ваш сосед, зовут Рафаэль, ты же неоднократно меня видела. Я папа близнецов, которых нянчит твоя мама.
– А-а, – тянет она не очень уверенно. – Тогда ладно.
Веду ее к себе, усаживаю на маленькую табуретку в прихожей.
– Посиди здесь, сейчас принесу аптечку.
Быстро иду в ванную, нахожу коробку с красным крестом и возвращаюсь в прихожую.
Ева же за это время успевает расплакаться. Подмечаю, как она вытирает щеки рукавами от платья.
– Отставить рыдания, – говорю с шутливой строгостью. – Сейчас поправим дело.
Опускаюсь перед Евой на корточки, обрабатываю детские коленки перекисью. Когда она морщится, отвлекаю ее смешными рассказами про сбитые коленки близнецов, под конец даже дую на ранки, чтобы боль побыстрее ушла. Клею пластыри.
Однако даже эти манипуляции не успокаивают мою маленькую гостью.
– Ну что ты плачешь? – развожу руками. – Скажи. Дядя Рафаэль все решит. Может, конфету хочешь? У меня много…
Однако очень скоро понимаю, что конфета делу не поможет.
Ева вдруг выплескивает на меня удивительное:
– Папа сказал, меня не любит, и что я – никто. Он правда не любит, я вижу!
Вот тебе на.
Дядя Рафаэль, может, и может решить множество проблем, но не эту.
Господи, каким надо быть сказочным придурком, чтобы сказать девочке такое? Что в голове у этого недопапаши? Как язык повернулся. Это же дочка!
Говорю первое, что приходит в голову:
– Ев, он это не от большого ума.
Она замирает, смотрит на меня настороженно, в то же время с интересом. Явно ждет какого-то продолжения.
Успокаиваю как могу:
– Это он глупый просто, что не оценил такую дочку, как ты. Ты же лучик света, ты прекрасный огонек. Учишься хорошо?
– Хорошо, – кивает она. – Пятерку получила по математике.
– Вот видишь! – смотрю на нее с важным видом. – Ты-то поумнее его будешь. Маме помогаешь?
– Помогаю, с сестрами особенно, – кивает Ева.