(не)желанный брак, или Космический приют для хищных растений

— Есть такое. Никогда не думал, что так привяжусь к каким-то кустам. Но вдруг поймал себя на мысли, что воспринимаю их как членов семьи.

— Лапушка для меня уже давно за младшую сестру. А Жирю я нашла в тот день, когда впервые увидела тебя. Но уже так привязалась к ней.

— Наладим всё и будет у нас огромный приют, — муж со мной на руках зашёл в дом. — Ты ведь не передумала?

— Нет, это мечта всей моей жизни.

— Теперь это и моя мечта, — тихо признался он.

Занеся в спальню, муж осторожно уложил на кровать и ловко снял с меня ботинки с носками.

— Раздевайся дальше сама, детка, и под одеялко.

— А ты за чаем?

— Конечно, ты мне нужна здоровая и крепкая, — наклонившись, он коснулся моих губ.

— За тобой ведь ещё супружеский долг с процентами. Я считаю всё, что мне причитается за просрочку.

— Да ну тебя, — рассмеялась я и тут же надрывно закашлялась.

— Тихо-тихо, — Калеб растёр мою спину, — чёртова зараза. Всё не отпускает. Удушил бы тварь этим одеялом. Ну ничего, дождёмся своих и запинаю его как собаку.

— Не надо, — прохрипела я, — надоело мне всё. И мстить не хочется. Уже бы закончился этот ад и зажили бы свободно.

— Всё будет милая, — он поцеловал меня в уголок глаза, — я тебя очень люблю,

Дали. У нас с тобой всё будет хорошо. Верь мне.

Глава 40

Лёгкие влажные поцелуи покрывали моё лицо. Солнце над головой, бабочки летают и почему-то... курицы. А трава такая высокая, нос щекочет. И снова мокрые прикосновения на щеках, лбу...

Сладко улыбнувшись, я протянула руки и обняла... куст...

— Лапушка! — остатки сна слетели с моего сознания словно листва осенью. — Ты что делаешь?

Надо мной зависла мухоловка с губкой, зажатой в листе. Цветочки-ловушки вопросительно качнулись.

— Лицо она тебе протирает, детка, опять температура лезет, — Калеб стоял у окна и что-то растирал в ложке.

— Лекарство, да? — скисла я.

— Оно самое, — он усмехнулся и опустил ложку в стакан воды, стоящий на табуретке.

— А может, не нужно? — взмолилась я.

Вот это с добрым утром! Ещё глаза не успела продрать, а уже пакостью поить собираются.

Ну, горечь же несусветная. Почему нельзя сделать лекарства сладкими и для взрослых? Когда ты маленький, то все сиропы со вкусом ягод и мёда, а когда ты вырастаешь — на тебе пилюльку, чтобы аж наизнанку вывернуло.

Несправедливость!

Или вселенский заговор, чтобы болеть не желалось.

— Даллия, как это не нужно лекарство?! Сегодня соседи в город едут, ещё купят. Чувствую, так и будет лихорадка возвращаться, пока медкапсулу и хорошие препараты не доставят. Слабенькая ты у меня.

Поморщившись, я взглянула в окно.

Рассвет! Так рано...

— Ты хоть спал? — я осмотрела мужа внимательнее. Уставший, взлохмаченный...

— Немного, — поморщился он и зевнул, прикрывая рот ладонью. — Сначала теплицу прогревал. Потом заметил, что ты беспокойно спишь. Обнял, а у тебя ноги и руки, что лёд.

— Я бредила?

— Нет, малыш, уже легче. Но лихорадка переселенцев так просто не отпускает. Она возвращается волнами, но каждый новый всплеск протекает легче. Если больной пережил первый кризис, то уже не умрёт. Здоровья, правда, лишится. Но ничего, больше фруктов, хорошая диета, прогулки и всё будет замечательно.

Я заметила, что у него руки дрожат.

— Ты зол или что-то ещё случилось? — прямо спросила я.

Он непонимающе приподнял смоляную бровь.

— У тебя руки трясутся, Калеб.

— А это... Не выспался, — отмахнулся он. — Да и плохо я твоё болезненное состояние переношу. Вместо того чтобы завалить тебя на эти подушки и ... Я здесь в доктора играю. Зла не хватает!

— Прости, — я постаралась придать лицу как можно более виноватое выражение. — Мне очень жаль, что тебе приходится ночи не спать...

— Зла у меня на семейку Ежухов не хватает. Что ты такое говоришь, Дали?! А вообще, какая же ты наивная, — он рассмеялся и покачал головой. — У меня, детка, такое напряжение в штанах, что того и гляди, ширинка разъедется. Мужики в таком состоянии могут начать и на стены кидаться. А тут всего лишь руки трясутся.

— Хм... — я слегка покраснела.

— Нормально всё, скромница моя, не пацан я прыщавый. Всему своё время. А пока лекарство.

— Горькое, — пробормотала я.

— Можем и вместе выпить.

— Зачем тебе-то страдать? — я обречённо вздохнула и покосилась на бочонок с мазью, стоящий под табуреткой. Только растираний мне не хватало. Я-то по наивности душевной думала всё — отмучалась.

— Ну, жена моя любимая, а как же в болезни и здравии... — муж присел рядом со мной на край кровати и размешал истолчённое лекарство в стакане с водой. — Давай, Даллия, слегка подсластим.

Отпив этой горькой пакости, он склонился и коснулся моих губ. Да, так горечь столь противной уже не казалась.

— Обожаю тебя, малыш, — отставив стакан, Калеб поцеловал ещё раз. — Выздоравливай быстрее.

Между нами повисло тяжёлое молчание.

— Ложись рядом, доспим немного до утра, — предложила я. — Солнце ещё не встало.

— Нет, — он сжал ладони и устало тряхнул головой. — Дел много. Лучше я пойду готовить завтрак и возьмусь за сарай. Пристрою его рядом с теплицей. Там, я видел, ты что-то высадила.

— Картофель. Калеб, полежи со мной, пожалуйста.

Подняв руку, он осторожно провёл подушечками пальцев по моей скуле.

— Ты очень красивая, — его шёпот будоражил.

— Я переживала, что не понравлюсь тебе внешне, — сболтнула, ощущая, как по телу прошлась горячая волна. А внизу живота и вовсе словно пламя вспыхнуло.

— Наивная малышка. Я был без ума только от одного фото с камеры в министерстве. Когда Орк прислал мне запись, полдня успокоиться не мог. Такая красавица. Думал, вот позвоню тебе, откроишь ты рот и выяснится, что под красивой обвёрткой пустышка. Но боже, Дали, когда я увидел тебя в том платье... Когда ты подписывала брачный договор. Я смотрел на тебя, такую умненькую, целеустремлённую, серьёзную и строил планы по соблазнению. Уже тогда понял, что не отпущу. Мне никогда не везло с женщинами. Всё не то, всё не те. Ты моя, Дали, моя малышка. И прости, что я лишил тебя возможности надеть то самое белое пышное платье, о котором мечтают все женщины.