Небеса в огне
Шрифт:
Нет уж, пусть всеми чешуйками облиняют, но такого удовольствия я им не доставлю.
Поэтому к моменту, когда прозвучало:
— Приготовились! — я уже была спокойна, как обожравшийся виар.
Ровно настолько, чтобы с профессиональным безразличием встретить и проводить отзывающийся в груди огнем голос:
— Полетели!
— Танцующая для дракона, сцена семнадцать, дубль четвертый.
Ортахарна удивительно привычно осталась за спиной, а я шагнула в Огненные земли далеких времен. Шла навстречу звенящей прохладе, чтобы разбавить зарождающийся под солнцем зной. Расплетала
Мгновение, пока я пыталась справиться с охватившими меня чувствами, оборвал он.
— Ты всерьез считаешь, что я не чувствую тебя, девочка?
Резкий разворот — и взгляд, навылет — в упор.
Бегущий по венам огонь, питаемый его взглядом, который, кажется, способен испепелить не только мою одежду, но всю меня.
— Подойди.
Вода показалась холодной: невыносимо холодной, если не сказать ледяной. Возможно, из-за пламени, что бушевало внутри.
— Ты так сладко пахнешь, — слова змеились по телу огненным лентами.
Этот взгляд не просто обжигал, он клеймил, и я рванулась назад.
— Нет!
— Она выбрала меня, девочка. И ты знаешь это не хуже меня.
— Она — не я! — выдохнула резко. Яростно, отражая его темный взгляд. — Я вашей не стану! И уж тем более вы никогда не станете для меня первым.
Воздух из меня выбило за один удар, и на смену ему пришел огонь. Огонь его прикосновения, прикосновения спиной к раскаленной груди, от которой одежда не задымилась лишь потому, что мы стояли в воде.
— Теперь, — жесткий, сильный, злой голос разъяренного дракона, — ты только моя, девочка. Лучше тебе запомнить это сразу.
Скольжение его ладони по коже вряд ли можно было назвать лаской, никогда еще я не чувствовала так болезненно-остро, яростно, жестко. Никогда еще так не отзывалась на этот собственнический, властный призыв, рождающий внутри полубезумное желание покориться выжигающему мое тело огню. Огня становилось все больше, и вода только чудом не шла вокруг нас пузырями, вместо дыхания с губ срывалось раскаленное марево, а небо плыло перед глазами.
Поэтому когда с берега прозвучало:
— Стоп. Снято! — я с трудом вернулась в реальность.
Она (реальность эта) мельтешила перед глазами, в высоту неба вплетались разноцветные точки, а рука Рихта на моем бедре казалась просто ледяной. Так же, как и вода. Я вдруг осознала, что меня начинает потряхивать.
— Танни, — он развернул меня лицом к себе, — ты вся горишь.
— Мне это по сценарию положено.
— Издеваешься?!
— Да, и если ты меня сейчас не отпустишь, я отдавлю тебе ногу.
Торчать в воде дольше положенного съемками я не собиралась, поэтому шустро направилась на берег, оставив Рихта самого разбираться со своими заморочками. На берегу меня встретила ассистентка Геллы с пледом и кофе, но если в плед я с благодарностью завернулась, то кофе поперхнулась и закашлялась: он обжег и без того больное горло. Тяжелый режиссерский взгляд я проигнорировала, равно как и его желание вколотить меня им в землю по самую маковку. Не родился еще тот дракон, который может меня затоптать.
— Передохнули?
Досъемки восемнадцатой. Выдвигаемся.Восемнадцатая — это где Теарин танцевала на высоте?
Рихт шагнул к нам:
— Джерман, у Танни температура.
Да чтоб его закололо пледяными шерстинками!
Меня окинули режиссерским взглядом:
— У тебя температура, Ладэ?
И как-то так слишком внимательно спросили: настолько, что мне захотелось полить Гроу кофе. Вот меньше всего мне сейчас сдались его взгляды. Можно подумать, ему не начхать.
— Конечно, — отозвалась язвительно. — Я же живая.
— Я задал тебе вопрос, Ладэ.
— Нет у меня температуры, — я вернула стаканчик и плед ассистентке. — Мы будем снимать, или может, сразу давление мне измерим? И посчитаем кровяные тельца?
У Гроу дернулась бровь.
— Выдвигаемся.
Не глядя на Рихта, я вместе с операторами направилась к подъемной платформе (ее подогнали к скале, чтобы меня доставить наверх). Сквозь странный шум в ушах до меня дошло, что на платформу вместе со мной погрузился драконорежиссер. Опираясь спиной о металлический блокиратор, не позволяющий свалиться отсюда даже спьяну, хмыкнула:
— Будешь камеры строить, чтобы снимали, как положено?
В прошлый раз со мной наверху не было никого, только я и летающие камеры, которыми операторы управляли с земли.
— Буду смотреть вживую, все ли меня устроит, — хмыкнул Гроу. — Потому что кто-то разбил мой планшет, и с земли смотреть на то, что получается, я не могу. А теперь слушай внимательно: все, что тебе нужно сделать, это стоять на краю и смотреть вперед. Секундное дело, но очень важное.
Его слова звучали в голове эхом, но слушала я внимательно. Потому что «смотреть на краю и стоять вперед» отчетливо отпечатались у меня в сознании.
Как назло, меня начало потряхивать: то ли от ветра, который ознобом проходился по коже, то ли Рихт был прав, и у меня на самом деле случилась температура.
— Стоишь на краю, Ладэ. Теарин собирается спускаться и смотрит на реку, это будет кадр перед тем, как зритель увидит Даармархского ее глазами. Все поняла?
— Ага.
Выслушав стандартные команды, приблизилась к краю, глядя на реку, как и положено.
— Стоп. Снято.
Ну и чудесно, подумалось мне.
А потом я с какой-то радости опустила взгляд: туда, где камень скалы стремительно уходил вниз, врезаясь острым краем в землю. Перед глазами сгустилась ночь, и я вслед за камнем рухнула прямо в эту темноту.
В номере было темно и душно, как если бы в нем сломался кондиционер. Я ворочалась с боку на бок, но потом все-таки поднялась и направилась к балконной двери, чтобы ее открыть и впустить глоток свежего воздуха. Стоило мне потянуть ее в сторону, как перед глазами мелькнуло лицо Мелоры.
«Вниз!» — скомандовала она.
И я поняла, что руки меня не слушаются. Ноги тоже больше не слушаются, а покорно несут к перилам, хотя все внутри сжимается от осознания того, что должно случиться. Я знала, что за дверями стоят вальцгарды, но не могла произнести ни слова, не могла позвать на помощь, не могла открыть рта.