Небесная река. Предания и мифы древней Японии
Шрифт:
– Да, что ты ни говори, а я твердо решила: не пойду во дворец служить государю, – стояла на своем Кагуя-химэ. – Будешь меня силой принуждать, я из дома убегу куда глаза глядят!
– Что ты, что ты! – испугался старик. – На что мне чины и почести, если я не увижу больше свое дорогое дитя! Но все-таки скажи мне, почему тебе так не хочется служить государю? Чем это худо?
– Ты думаешь, я пустое говорю? – отвечала Кагуя-химэ. – Заставь меня насильно пойти в жены к государю и увидишь, что тогда будет! Многие до сих пор любили меня неподдельной, верной любовью, я и то всех отвергла! Микадо думает обо мне всего-то день-другой.
– Пусть хоть весь свет тебя осудит, тебе-то, что до этого? – возразил старик. – Но делать нечего, пойду во дворец, передам государю твой отказ.
Пошел он во дворец и доложил микадо:
– Я, ничтожный старикашка, обрадованный государевой милостью, всячески уговаривал Кагуя пойти служить государю. Но эта негодная упрямица отказалась.
– А, так-так! – воскликнул микадо. – Ведь дом твой, старик, стоит возле самых гор. Что, если я сделаю вид, будто собрался на охоту? Может, мне удастся увидеть Кагуя словно невзначай?
– Хорошая мысль! – одобрил старик Такэтори. – Только ты, государь, притворись, будто случайно попал в наши края, без цели, без умысла… Войдешь вдруг в мой дом и застанешь ее врасплох.
Микадо сразу же назначил день для охоты. Внезапно, без предупреждения, вошел он в дом к старику и увидел девушку, сиявшую такой чистой красотой, что все вокруг светилось.
«Она!» – подумал микадо и приблизился к ней. Девушка попыталась было убежать, но микадо схватил ее за рукав. Она проворно закрыла лицо концом другого рукава, но поздно! Государь уже успел увидеть ее. «Нет ей равных в целом мире!» – подумал он и, воскликнув:
– Больше я с тобой не расстанусь!
Кагуя-химэ молвила ему:
– Если б я родилась здесь, в этой стране, то повинна была бы идти во дворец служить тебе. Но я – существо не из этого мира, и ты совершишь дурной поступок, если силой принудишь меня подчиниться тебе.
Но микадо и слушать не захотел:
– Как это может быть? Идем со мной, идем!
Подали паланкин, но только хотели посадить в него девушку, как вдруг – о чудо! – она начала таять, таять, одна тень от нее осталась.
«Значит, и правда Кагуя-химэ существо не из нашего мира», – подумал микадо и взмолился:
– Не буду больше принуждать тебя идти со мной во дворец, только прими свой прежний вид. Дай мне еще один раз взглянуть на тебя, и я удалюсь.
Не успел он это вымолвить, как прекрасная дева приняла свой прежний образ и показалась ему еще желанней прежнего. Еще труднее стало ему вырвать из своего сердца любовь к ней. Щедро наградил микадо старика Такэтори за то, что тот доставил ему радость увидеть Кагуя. А старик устроил роскошный пир для сотни придворных, сопровождавших государя на охоту.
Микадо собрался в обратный путь с таким чувством, будто, расставаясь с девушкой, оставляет с ней свою душу.
С той поры все приближенные женщины лишились в его глазах своей былой прелести. Только одна Кагуя безраздельно царила в его сердце! Так он жил одиноко, в мечтах о ней, позабыв о других женщинах, и с утра до ночи сочинял любовные послания. И девушка тоже, хотя и противилась его воле, писала ему ответные письма, полные искреннего чувства. Наблюдая, как сменяют друг друга времена года, микадо сочинял прекрасные стихи о травах и деревьях и посылал их Кагуя. Три долгих года они письмами утешали друг друга.
С
самого начала третьей весны люди начали замечать, что каждый раз, когда полная луна взойдет на небе, Кагуя становится такой задумчивой и грустной, какой ее еще никогда не видели.Слуги пробовали ее остеречь:
– Не следует долго глядеть на лунный лик. Не к добру это!
Но едва Кагуя оставалась одна, как снова принималась глядеть на луну, роняя горькие слезы.
И вот однажды девушка вышла на веранду и, по своему обыкновению, печально о чем-то задумалась, подняв глаза к сияющей ярким светом луне.
Домашние сказали старику Такэтори:
– Случалось, Кагуя и раньше грустила, любуясь на луну, но не так, как теперь. Неспроста это!
Стал старик спрашивать у дочери:
– Скажи мне, что у тебя на сердце? Почему ты так печально глядишь на луну? В твои годы тебе только бы жизни радоваться!
– Ни о чем я не грущу! – ответила Кагуя. – Но когда я гляжу на луну, сама не знаю отчего, наш земной мир кажется мне таким темным, таким унылым!
Старик было успокоился. Но спустя некоторое время, вошел он в покои Кагуя и увидел, что она опять сидит, печально задумавшись.
Старик встревожился.
– Дорогая дочь, божество мое, о чем ты опять задумалась? Что заботит твое сердце?
– Ни о чем особом я не думаю, – отозвалась Кагуя. – Просто любуюсь на луну.
– Не гляди на луну, умоляю тебя! Каждый раз, когда ты смотришь на нее, у тебя такая печаль на лице!
– А как мне на нее не глядеть? – вздохнула девушка.
И каждый раз, в светлые ночи, она выходила на веранду и неотрывно смотрела на луну долгим тоскующим взором. Только в темные ночи Кагуя была по-прежнему беззаботна. Но лишь вечерняя луна появлялась на небе, как она принималась вздыхать и грусть затуманивала ее лицо.
Слуги начинали шептаться между собой:
– Смотрите, опять задумалась!
Не только чужие люди, но даже ее родители не могли понять, в чем дело.
Однажды Кагуя вышла на веранду и, увидев полную луну, залилась слезами так, как никогда еще до этого не плакала. Старик и старуха в испуге суетились вокруг нее и спрашивали:
– Что с тобой? Что случилось?
Кагуя-химэ отвечала им сквозь слезы:
– Ах, я давно уже хотела обо всем вам поведать, но боялась вас огорчить и все откладывала. Но больше нельзя мне молчать! Знайте же, я не из этого земного мира. Родилась я в лунной столице, но была изгнана с небес на землю, чтобы искупить грех, совершённый мною в прошлой жизни. Настало время мне возвратиться. Вскоре явятся за мной мои сородичи, посланцы неба. Должна я покинуть этот мир, но мне невыносима мысль, что вы будите тосковать обо мне.
– Что такое! Что ты говоришь? – вскричал старик Такэтори. – Кто посмеет отнять тебя у нас? Когда нашел я тебя в стволе бамбука, была ты величиной с горошину, а теперь вон какая большая выросла, со мной сравнялась ростом. Нет, нет, я никому тебя не отдам! – Он в голос рыдал: – Я не вынесу разлуки с тобой, я умру!
Не было сил глядеть на его горе.
Кагуя стала ласково ему говорить:
– У меня там, в лунной столице, остались родные отец и мать. Для них разлука со мной длилась одно краткое мгновение, а здесь, на земле, протекли за это время долгие годы. Полюбила я вас всей душой, и забыла о настоящих моих родителях. Не радуюсь я тому, что должна вернуться в лунный мир, а горько печалюсь.