Небо и земля. Том 1

Исповедь соседки ошеломила Айями.

— Откуда вы знаете?

— Милая моя, это психология. Не забывай, две трети жизни я моталась по гарнизонам с отцом и с мужем.

Ночью Айями приснился сон. Бескрайнее поле, а в разрыве грозовых туч разгорается алый рассвет. Повсюду тела. Много тел. И кровь. Всё поле ею залито, словно глазурью. Кровь чавкает под ногами. В руке у Айями автомат. Она перешагивает через мертвых и идет к горизонту. За новыми жертвами. Потому что привыкла убивать. И оружие срослось с рукой.

Айями проснулась, оттого что горло схватил удушливый спазм. Ну и сон! На лбу выступила испарина. Айями глянула на ладони. Чистые! А во сне руки были по локоть в крови.

После выпитого стакана воды отпустило. Айями посмотрела на спящую дочку, на Эммалиэ. Человеческая жизнь ничего не стоит. На уроках истории преподаватель рассказывал о войнах древности, называл даты и числа — сколько лет длилась, каковы потери. Сухие данные и констатация фактов. Но за цифрами — человеческие жизни таких, как Айями, Люнечка и Эммалиэ. Как Микас и тысячи мужчин, ушедших воевать. Тысячи оборванных нитей, тысячи разлук и потерь. Ради чего? "Из-за идеологии, природных ресурсов и новых территорий" — поведал прописную истину преподаватель истории.

Приговоренный амидареец призывал к борьбе с захватчиками, взывал к патриотизму. Но жители молчали, набрав в рот воды. Получается, они трусы? Нет, Айями не сможет взять в руки оружие. Чтобы убивать, нужна ненависть, а её нет. Странно, сегодня чужаки расстреляли соотечественников Айями, а она не испытывала ненависти. Паршиво, конечно, словно желчь поднялась к горлу. Микас мог оказаться на помосте. Он мог стать одним из тех, кто не сумел остановиться, и продолжил бы свою войну, убивая своих же и мстя непонятно кому.

Зато даганны сумели остановиться. Они могли бы шутя вырезать население подчистую. Могли подвергнуть издевательствам, насилию или держать впроголодь, не беспокоясь о судьбе амидарейцев. Могли убивать просто так, от скуки. Ведь они — победители, а те, как известно, диктуют условия.

Ирония судьбы: официально война давно закончилась, но на родину отправятся тела солдат, погибших в перестрелке. Это ли не повод для свежего витка ненависти даганнов? И всё ж победители не вылили свою злобу на непричастных. Наказание понесли виновные. Что ж, даганнов можно уважать за стойкость психики, за быстрое отрезвление. И Имара можно уважать за то, что общается интеллигентно и на "вы". И других инженеров, хотя порой они бывают высокомерными. И водителя, молча отвозящего на машине до дома. И полковника. И А'Веча.

На следующее утро Айями торопилась на работу, но замедлила шаг, всматриваясь в место расстрела. Помост убрали, снег белый, словно вчера ничего не произошло. Перелистнули страницу под названием "воскресенье" и продолжили чтение. Жизнь-то течет дальше, но не для убитых.

На крыльце ратуши дышал свежим воздухом А'Веч. Курил и разговаривал с сослуживцами. Сегодня даганны были так же серьезны и собранны, как и вчера. Машины стояли на разогреве — значит, куда-то собираются. У Айями вошло в привычку шмыгать мимо, стараясь, чтобы не заметили. Но сегодня остановиться заставило то, что превыше и важнее страха. Притормозив на ступеньках, она сказала:

— Здравствуйте.

И про себя чертыхнулась. Получилось тоненько, и голос дрогнул.

А'Веч развернулся. Похоже, он не ожидал услышать приветствие от Айями.

— Ну, здравствуй. Я думал, не заговоришь… после вчерашнего.

Она взглянула недоверчиво, но А'Веч не собирался насмехаться. Ответил так, будто ему важно её мнение. А в глазах плескалось нечто непонятное, ввергающее в страшное смущение. И офицеры за его спиной то ли посмеивались, то ли ухмылялись.

— П-простите. Мне пора, — выдавила Айями и кинулась в фойе.

Весь день работа валилась из рук. Печатая, Айями запортила несколько листов, тщетно пытаясь сосредоточиться. Переводчицы обменивались впечатлениями о вчерашнем расстреле. Оказывается, даганны предложили горожанам перенести тела в храм, но желающих не нашлось. Даже служитель Изиэль не вызвался. Промолчал, хотя обычно поносил варваров распоследними словами. И тогда военные, пожав плечами, вывезли казненных за город, где и похоронили в овраге.

Айями кивала и поддакивала, не вникая в суть беседы. И ведь ни в какую не хотела признать, что слова А'Веча взволновали, а взгляд выбил из колеи. Она встряхнула головой, прогоняя посторонние мысли. Что за невозможный и непредсказуемый человек! Использует любые способы, чтобы вывести Айями из равновесия. А ну прочь, не мешай работать!

21

Имар тоже озвучил своё предположение, заглянув в комнату переводчиц.

— Думал, сегодня вы не выйдете на работу.

— Почему? — спросила Мариаль.

— В знак протеста.

— Да, нас потрясло случившееся, как и то, что наши соотечественники устроили самосуд, наказав мирное население, — ответила Айями, подбирая тщательно слова. — Но в любом случае, мне жаль, что они не упокоились с миром.

— Той же ночью и упокоились, — ответил Имар, и переводчицы непонимающе переглянулись. — Ваши патриоты позаботились.

— Откуда вам известно? — удивилась Айями.

— Правильнее спросить, что нам неизвестно, — ответил Имар снисходительно. — Наше руководство отдало команду не препятствовать инициативе горожан.

Его слова ошарашили переводчиц. Оказывается, при свете дня жители не рискнули проявлять смелость, зато под покровом ночи самые отчаянные раскопали братскую могилу и тайком доставили тела казненных в храм, не подозревая, что даганны наблюдают в бинокли и посмеиваются.

Даганны навскидку неотличимы друг от друга, и всё ж Айями выделяла его из прочих. Мгновенно. Уму непостижимо, почему. Быть может, по развороту плеч или по стрижке. Или по взгляду. Или по походке и наклону головы. Или по прищуру.

Он смущал. Вроде бы ничего особенного, покуривает человек на крыльце ратуши и как бы между прочим говорит: "Здравствуй. Осваиваешь?" И Айями, потупившись, отвечает: "Здравствуйте. Да, осваиваю". Или сталкиваются на лестнице, и он освобождает дорогу, пропуская. Или утром она бежит на работу, а у ратуши урчат машины на низком старте, но он медлит, не торопясь открывать дверцу автомобиля. И заметив издалека Айями, машет своим: "Едем!"

Более сумбурной недели у неё еще не случалось. Чтобы вникнуть в суть перевода, приходилось прилагать усилия. Что ему надо? Чего он добивается? О том, чтобы спросить напрямик, Айями и подумать не могла. Раньше было проще: деловые отношения и не более. Когда-то Айями продала, а он купил и попользовался. Но это случилось давно, а по прошествию времени и вовсе стало неправдоподобным. Айями старательно забывала о "торговле", и ей даже удалось. А сейчас вдруг усложнилось. Мысли против воли возвращались к тому вечеру в клубе, и сердце начинало биться как загнанное, а каждодневные покаянные молитвы на коленях под образами святых стали привычным делом. Нужно избавиться от навязчивых образов. Но как?

А потом он исчез. Не курил утром на крыльце, не попался навстречу в коридоре и не пошел с сослуживцами на обед в столовую. Прошел день, второй, третий… Айями и не заметила, что высматривает знакомую фигуру и разочарованно вздыхает. На уроках общалась с Имаром вполуха. Записывала различия между страдательным и действительным залогами в даганской грамматике, а думы витали… не о том. Вернется завтра или уехал навсегда? Снова в рейде или взял отпуск, чтобы повидаться с родными? Тьфу, что за напасть. В конце концов, ей нет никакого дела до того, ранен он или убит.