Небо на троих
Шрифт:
Когда боль достигла апогея и ментальная заслонка, которую он воздвиг, не желая отзываться на зов брата, рухнула, рассыпалась вдребезги, в ушах тут же заложило от мысленного крика Даура.
«Арнэй, твою мать!!! Ответь сейчас же!! Если прямо сейчас мне не ответишь…»
Телепатическая связь энергозатратна. Разрушающа. Высшие драгхи прибегают к ней в самом крайнем случае. А те, что обычные, тёмные, и вовсе так не могут — максимум, что могут передать на расстоянии виверны — это отголосок чувства или эмоции. Удобно, чтобы предупредить о грядущей опасности. Ну а для большего они и не нужны.
Судя
36.2
«Шердов сукин сын!!!» — очередной вопль пронзил виски и Арнэй поморщился.
Ядовитый ответ уже висел на кончике его языка, как вдруг его опередили.
«Да не ори ты над ухом, оглохнешь с вами, придурками, — пробормотал до боли знакомый — в буквальном смысле до боли внутренний голос. Причём сейчас голос этот внутренним не был. Звучал он прямо надо ухом, но всё же со стороны… — И, кстати, мать у вас одна на двоих… дубина!»
«Арнэй?!» — судя по голосу брата, он сейчас, мягко говоря, охренел. Собственно, как и сам Арнэй Адингтон.
«А то кто ж», — снова прозвучал сварливый голос.
Арнэй дёрнулся было по привычке: когда голос симбионта звучит так громко, это значит одно: за паскудными воплями последует боль. Даже БОЛЬ. Но боли не было.
Было… какое-то отупение, что ли.
И пространство над левым плечом странно мерцало, прямо словно свет преломлялся неправильно, образовывая подвижный силуэт. То есть силуэт этот оставался на одном месте, и в то же время двигался. Непрерывно.
Приглядевшись, Арнэй разглядел длинное змеиное, покрытое чешуёй, тело, рога, шипы, вытянутые, как у сома и такие же подвижные усы.
Так вот он какой… его симбионт… но почему он покинул вдруг его тело?! Оболочку, которая ему необходима? И спящим симбионт не выглядел. Свидетельство чему — открытые глаза и осмысленный взгляд, направленный прямо в душу Арнэя.
«Если ты её обидел…» — вновь раздался голос Даура по ментальной связи.
«Если бы он её обидел, если бы только попробовал её обидеть… Я повесил бы его на собственном хвосте», — нахально заявил полупрозрачный змей и у Арнэя не было никаких причин ему не верить.
Даур по ту сторону закашлялся.
«Не сейчас, Даур», — вклинился в беседу своего брата со своим симбионтом Арнэй.
«Твою мать, Арнэй! Не смей обрубать связь!! Не см…» — проорал Даур, но Арнэй вновь отгородился ментальной защитой.
— Что, шрявь побери, происходит? — выдохнул Арнэй шёпотом, опасаясь разбудить птаху.
«Ещё один… Дубина! Со мной можешь разговаривать мысленно».
«Нахрена ты выбрался?»
Змей ухмыльнулся, обнажая пасть, переполненную острых и тонких, как иглы, зубов в несколько рядов. Арнэя передёрнуло.
«Соскучился? Хочешь, чтобы я забрался обратно?»
Арнэй сглотнул, но на провокацию не поддался. Характер
у твари с пробуждением не изменился. Всё такой же мерзкий.«Что ты там буровил про то, что повесил бы меня на хвосте. За феникса?! Это же еда для тебя».
«Сам ты еда, — рыкнул змей. — Переработанная».
Взгляд его опустился на спящую Ингури и потеплел.
«Она наша пара».
— Пара?!
«Тише ты. Когда-ты сам сказал — Она или никто. Ничего, вспомнишь. Теперь точно вспомнишь».
«Где же ты раньше был, такой умный?!»
Арнэй не ожидал ответа, но змей всё же ответил:
«Спал».
«Спал?»
«Ты не представляешь, что значит проспать тысячу лет, а проснувшись, обнаружить своих питомцев юными и незнакомыми друг с другом. Есть отчего голове кругом пойти…»
Ингури завозилась на его коленях, что-то сонно пробормотала. Веки её дрогнули, вот-вот проснётся и змей вдруг начал таять.
«Не трать попусту мои… наши силы, — сказал он вполне миролюбиво. — Мне нужно время, чтобы закрепиться здесь. Пока связь еще слишком зыбкая… не порвите её снова, придурки».
— Стой! — вырвалось у Арнэя, но змей уже исчез.
А в следующую секунду стало не до него.
Раздался оглушительный грохот.
Дверь вылетела из петель, и, переломившись пополам, приземлилась рядом покорёженной грудой.
Вскрикнув, очнулась Ингури.
Птаха подскочила на месте, обнимая его за шею, прижимаясь с такой доверчивостью, что в груди защемило.
Прижав её к себе, Арнэй оглянулся на осиротевший проём. Он знал, что увидит там. Точнее, кого.
В проёме стоял Даур.
Взъерошенный, с перекошенным от злости лицом и светящимися глазами. На щеках брата ходили желваки.
Он дул на костяшки пальцев и смотрел на «золотого близнеца» взглядом, ничего хорошего не обещающим.
Глава 37 Обстоятельства изменились
Ингури
Признаться, я не успела толком ничего понять.
Последнее, что помню — как всё моё существо прошивают потоки удовольствия и оно такое сильное, что я вдруг понимаю — не выдержу.
В следующий момент я уже бегу по тёмному тоннелю, и где-то впереди сверкает, манит овал в огненной раме… Зеркало.
Оно далеко, но я понимаю, мне очень к нему надо.
Каждый шаг, как это бывает в кошмарном сне, даётся с немалым трудом. Я остаюсь на месте! Шрявь!
Но вот из зеркала мне кто-то машет, зовёт, подбадривает.
— Быстрее же! — слышу я со стороны собственный голос.
Фирузи? Я прикладываю все усилия, чтобы бежать быстрее и в следующий миг меня оглушает грохот. Стены тоннеля рушатся, погребая под собой и меня, и зеркало… Захлёбываюсь в беззвучном крике.