Небо над Патриаршими

Последние минут тридцать я явно хотела сладкой газированной воды, которой в доме, разумеется, не было. Пришлось сделать над собой усилие – встать, одеться и выйти на улицу до ближайшего магазина.

К вечеру солнце отступало, давая городу прохладу и передышку.

Я брела по скверу нового микрорайона вдоль стильных рядов новостроек. Коробочки из стекла и бетона с закрытой территорией, внутренними дворами, детскими площадками, вечерней подсветкой. Я шла, засматривалась в окна и воображала: что там? За этими окнами? Наверняка, счастье. А что там еще может быть? Когда свое жилье. Да, в таком-то доме.

“Ты ведь тоже такой хотела?”

“Хотела”, – кивнула я и усмехнулась.

Но прежде хотела в нем тепла. И уюта.

Только выяснилось это гораздо позднее…

Прежде для этого нужно было стать сильной.

Я должна была стать сильной. Я такой и стала. В этом, по факту, нет ничего плохого. Абсолютно. Я стала сильная настолько, что даже не пыталась понять тех, кто был слаб. Привыкла требовать от себя максимум и быть обласканной удачей. Ведь она любит сильных. Она им благотворна. К чему обращать внимание на невезучих?

Мне было это не интересно.

Я привыкла, что нет никаких проблем со здоровьем, пара другая болячек – не в счет. С ними я легко справлялась. И вникать в болячки других не было ни желания, ни времени. Я всегда считала, что людей подкашивает не ситуации, не вдруг навалившиеся сложности, а их собственная лень и бездействия. Что они оттягивали на потом и пускали авось то, что требует решения сейчас. Сиюминутно. Своевременного. А не когда подопрет. И ответственности. За последствия. Как принятого решения, так и не принятого. Мое отношение к жизни было непоколебимо: на судьбу сетуют только неудачники и тюфяки. Им вечно не везет. Оно таким и остается. Но всегда в нем находилось место теплоте и душевности. Даже когда прагматизм и упорство брали тотальный контроль над происходящим. Только они-то и уместны там, где во главе стоит цель – добиться того, чего хочешь. Моя голова была забита одним – стать первоклассным финансистом.

И я им стала.

А потом компания обанкротилась.

Не сама. Ей помогли.

Это было очередное подтверждение, что с государством не стоит играть в азартные игры. Тем более, – не зная правил. Ведь есть частные корпорации с десятком акционеров, а есть многомиллионный народ, составляющий государство. Их интересы редко совпадают, точнее сказать, – не совпадают никогда. Одним нужна власть, величие и прибыль, другим – спокойная жизни, крыша над головой, стабильная работа, свободное время, чтоб разводить рассаду на подоконнике. Поэтому первым приходится придавать своим действиям форму защиты, а не нападения. Тогда вторые, – те, кто не хотят нападать, вынуждены будут встать на защиту. Себя, своего спокойствия, своей рассады на подоконнике…, и они сделают это с готовностью.

Найти того, кто выступит провокатором, – особого труда не требуется. Достаточно найти слабого и довести его до отчаяния.

Отчаяние нахлынуло ближе к ночи.

Когда я снова вернулась в четыре стены.

Чертовы ночи! Чертовы стены! Чертовы провокаторы!

Как же я ненавижу весь этот бред!

Я прямо-таки чувствую, как эта тупость закупоривают мне сосуды. Проникает сквозь поры и не дает дышать. Где мне взять силы, чтоб оставаться доброй? Когда мне стало на все наплевать? Когда мне надоело все, что происходит? Все, что я вижу?

В организме с хроническим неврозом чуткость восприятия отрубается дабы не перегреть систему. И вернуть ее к жизни можно, разве что, двойным разрядом. Тогда-то и пришло решение набрать номер с визитки по утру…

///

Утро Константина Викторовича начиналось с чашки горького кофе, перепалки с домработницей и забористой сигареты. Накидывая на ходу бомбер, он утопил кнопку лифта. Двери разъехались. Он уже готов был ворваться, но резко остановился, – внутри с упоением целовалась парочка подростков.

«Старею», – плюнул он мысленно, отступил назад и пошел в итоге пешком.

На улице его поджидал служебный роллс ройс. Они уселся на заднее сидение и профессионально откинулся на спинку.

Здесь и настиг его мой неизвестный еще номер.

Дата приема была озвучена незамедлительно. Место и время выбора подходящего наряда – следом. И я последовала…

///

Огромные светлые комнаты с высокими потолками, антикварная мебель, картины импрессионистов на стенах. Всюду шныряли официанты. Все убранство кричаще демонстрировало уровень жизни с присущей ей роскошью. Меня никогда не смущала подобная пестрота антуража, скорее раздражала роговицу глаз при долгом пребывание в ней, – слишком уж ярко. А однородная масса фраков вперемешку с изысканными платьями, – сплошь черными, – лишь придавала ей большей контрастности. Нанятому «менеджменту» всегда заранее прописывают дресс-код. Как и речь. Как и мнение…. Как у них могут быть «свои», собственно, мнения, если финансируются они получают в одном «окне»? Все это труппа одного театра. Яркая, сильная, языкастая труппа, – бесспорно. И играет правдоподобно, но все же заученный и отрепетированный заранее репертуар.

Я неспешно сканировала глазами зал, не переставая улыбаться вспышкам фотокамер и насмешливым взглядам, обстреливающих меня с первого минуты нашего появления. И силилась понять, какая роль отведена мне в этом спектакле.

Кто я здесь, зачем и что мне делать, – в таких местах не спрашивают. Я и не спрашивала. Марионетки всегда нужны для выполнения грязной работы, чтобы манжеты «миротворца» оставались сухими и чистыми.

“Миротворец” Константин не спрашивал. Всем своим видом он демонстрировал сухость манер и чистоту намерений. В каждом жесте читалось, – он хозяин. Жизни, кампании, каждого момента. И, конечно, всего, к чему прикасался. Он держала меня под руку и увлекал за собой каждым движением. Чрезмерно утрировано, мне казалось порой. Возможно, казалось. Возможно, нервы. Обстановка была новая и, мягко выражаясь, не особо приятная. Однако я не колебалась, – поступала в итоге так, как научила жизнь: задавать меньше вопросом, не высовываться и делать свое маленькое дело. Я встряхнула волосами и поправила перекинутый через руку пиджак. Он не был мне нужен – погода стояла шикарная. Просто рука привыкла, что в ней что-то есть.

– Да, угрозы для тебя здесь немало, – сказала я ему сквозь зубы широко натянутой улыбки.

– Серьезно? – удивился он.

– Абсолютно, – подтвердила я.

– Не понимаю, – он повернул лицо в мою сторону и чуть наклонил голову.

Я потянулась к нему, придавая взгляду, как можно больше тепла: – Не об этом сейчас. Улыбайся, ты же – на светском мероприятии.

– Я не понимаю, – едва уловимая нотка наигранной растерянности скользнула на дне его глаз.

– Не об этом сейчас, – подыграла я. – Улыбайся. И выпрямись. Осанка, говорят, олицетворение внутренней силы и выносливости.

Он демонстративно выпрямил плечи, приобнял меня за талию и подставил лицо вспышкам очередного папарацци. Я почувствовала, как его рука на моей бедре сжала кусок материи. Ответным жестом я уложила кисть на его плечо и вытянулась на оси, сокращая тем самым и без того малое пространство, между нами.

Все эти светские мероприятия… все эти разыгрываемые мизансцены… Способ потакать значимости каждого наполняющего это пространство. И мы были сейчас не исключение.

– Что ж вы снова-то, Константин Викторович? Не успели оправить репутацию после предыдущей шумихи, так опять! – скользкой насмешкой крякнул не моложавый господин, кивая в мою сторону. – Даже спутницу свою не вооружили по заданной теме. Правилами этики не снабдили.

– Я – и есть оружие, – бесцеремонно ответила я, слегка утомившись от цирка на заданную тему. – Детонирую без промедления. И без правил. Особенно на чрезмерное хамство и бестактность. Даже под слоем этики.

Повисла емкая пауза. Я деликатно кивнула и поспешила оставить заунывную компанию.