Небо в зеленой воде

Я - Арине хотелось кричать, переубеждать, уговаривать. Как жаль, что прошлое не могло услышать будущее. Хотелось вопить о том, что Я - Прошлая исключительно индивидуально прекрасна в своем умении испытывать чувства, в своей доброте и искренности, растолковать, что только за это уже стоит себя любить, ну хотя бы чуточку, что можно найти другой, не фатальный выход. Но куда там...

На краткие минуты наступила передышка, пауза заполнялась лишь все тем же незабвенным образом, на этот раз дополненным воспоминанием о приятном обволакивающем мужском голосе. В Я - Арине больше не осталось и доли насмешки и скептицизма, как бывало в гостях у Я - Элизы.

'Как жестока порою жизнь, мои воплощения были такими разными, в чем-то счастливыми, а в чем-то несчастными одновременно. Если бы появилась возможность соединить в одном человеке целеустремленность, твердость и царственность Я - Этхи, гармоничность и всепрощение Я - Элизы, божественный голос, доброту и бескрайнее умение любить Я - Прошлой, несгибаемую уверенность в себе и в реализации любой, даже самой несбыточной цели Я - Арины, то получился бы идеал, незыблемый, совершенный, недостижимый, и, наконец-таки, счастливый', - думала Я - Арина, а слезы все бороздили проторенные дорожки по нежным щекам. Но пришлось тут же опротестовать свою же глупую идею, представив в одном человеке все эти качества и поняв, что их невозможно связать воедино. Например, исключительной красоте гордыня мешает соединиться с умением бескорыстно любить. Зачем любить кого-то еще, если объект любви уже существует так близко, ослепительно отражаясь в зеркале, только рукой подать. Абсолютную целеустремленность редко можно повстречать под руку с добротой, поскольку первая в большинстве своем означает умение переступать через все, а порой идти даже по трупам. Твердость же, приняв благородный порыв за неуместную жалость, непременно вступит в конфликт с желанием простить даже самое страшное предательство. Конечно, из всего этого существуют исключения, но они слишком редки и сомнительны.

Похоже, зря люди винят судьбу в своих досадных несовершенствах, возможно, на самом деле, каждый из нас представляет собой правильно подобранный набор черт, способных бесконфликтно сосуществовать.

За окном в саду контрастно зеленели деревья на фоне глубокого неба, чирикали пичуги, но на душе Я - Прошлой не становилось легче, глаза взирали на мир словно сквозь просвечивающуюся черную кисею неизбежности принятого страшного решения. С каждой крохотной секундой бремя давило все сильнее. Я - Арина все чаще чувствовала себя так, будто грязно подсматривала в замочную скважину за чужой бедой, это носило оттенок какого-то жестокого безмолвного извращения. Забылись причины и следствия погружения, хотелось только вырваться из мазохистского плена таких непривычных несвойственных Я - Арине мыслей.

Даниэль не посвятил меня в то, как трудно всплывать из прошлой жизни, если ты-настоящий кардинально отличаешься от себя же прошлого. Очень сложно было заставить себя раствориться в этом существовании, признать, что искренняя обреченная девушка, приговорившая себя к гибели, действительно я. Сознание Я - Арины жаждало борьбы, не желая принимать смирение. Титанических моральных усилий стоило вынудить себя безропотно тонуть в омуте этого существования. Как раненый солдат, сжав зубы, терпит боль, лишь слегка сглаженную выпитым спиртом, когда из него вынимаю пули, зная, что потом будет легче; как сильный человек выдирает с кровью из сердца недостойный любви объект, испытывая неимоверные страдания, надеясь, что впоследствии будет лучше; как заботливая мать шлепает за провинность возлюбленное дитя и испытывает жесточайшие моральные терзания, уверенная, что это правильно, так и Я - Арина сходила с ума от мыслей Я - Прошлой, принимая прошлое как неизбежную реальность, погружаясь в отвратительную топь самобичевания лишь для того, чтобы вынырнуть.

Постепенно негромкие звуки сада стихли, ощущение слез на щеках перестало раздражать, и едва сила начала вырываться из тела, размазывая комнату, на самой грани возможностей слуха извне прорвался окрик, воспринятый скорее как шепот: 'Амела!'

Сознание узнало имя, внутренне откликаясь. Кто-то позвал меня там, в покидаемом восемнадцатом веке.

– Амела, - выдохнули мои губы, когда, вскакивая с кресла, я встала перед зеркалом. Голова кружилась, тело пошатывалось как пьяное, сказывались последствия погружения, но меня это не могло остановить.

'Я, это снова я!
– ликовали разум, пока руки аккуратно прикасались к ровному маленькому носу, тонким бровям, медовым локонам, выбившимся из прически.
– Как хорошо, что в настоящем я такая, а прошлое словно пережитый кошмар, к сожалению, не подвластный забывчивости.' Но следом за облегчением пришло другое - ощущение странной колющей неполноценности, Я - Амела была способна на силу чувств, мне недоступную. Такая сокрушительная полнота чистейших эмоций просто не ужилась бы с моей не столь искренней и чистой в настоящем натурой. Я слишком любила себя, и в моем сердце оставалось мало места для постороннего.
– 'Может я просто пустышка, или же это разумный защитный барьер'.

Обратив внимание на часы, я стала, как ошпаренная, собираться и натягивать верхнюю одежду, понимая, что все равно уже опоздала. 'Надо не забыть спросить у англичанина как рассчитывать время, проведенное в прошлом, как именно оно разниться с течением времени в настоящем'.

Я как обычно искала на полках подходящую одежду, расчесывала волосы, и только заметив летящий навстречу флакончик с духами, поняла, что некоторые вещи двигаю щупальцем силы, причем проделываю это очень естественно, будто отрастила еще одну руку.

'Необходимо научиться контролировать это при свидетелях'.

Разочарование в Диминых глазах сменилось энтузиазмом, когда я, немного запыхавшись, подошла к развилке туристических троп. Вверх убегала облагороженная дорожка терренкура, поодаль между деревьев виднелась группа людей, от которых мы уже безнадежно отстали.

– Извините за опоздание.

– Ничего, я уже и не надеялся вас увидеть, - улыбнулся бизнесмен.

– Если поспешим, то догоним, - глядя на яркие пятна курток, с каждым шагом все больше исчезающие в деревьях, предложила я.

– Я не в том возрасте и статусе, чтобы бегать за экскурсоводом, - высокомерно отреагировал Дима.
– Тем более что могу слово в слово пересказать вам все то, что сейчас слышат они, я сюда приезжаю уже в третий раз.

– Вашей жене не наскучил один и тот же курорт?
– удивилась я, когда мы медленно, прогулочным шагом начали подниматься, не теряя из поля зрения идущих далеко впереди людей. В тропах легко можно было запутаться, свернув не туда на очередном повороте.

– Мне здесь нравится, а жен каждый раз брал разных. Так уж вышло, браки и разводы вошли у меня в привычку, - засмеялся мой спутник.

Почему-то я удивилась, хотя сейчас подобные вещи встречались сплошь и рядом.

– Осуждаете?
– спросил Дима, уловив мою реакцию.

– Восхищаюсь!

Он удивленно приподнял брови, явно не оценив сарказма.

– Ну а вы? Расскажите мне о своей жизни.

– О чем конкретно?
– притворилась я непонимающей.

– Все о том же.

Я красноречиво покрутила в воздухе правой рукой, с пустым безымянным пальцем.

– Ну кто же одевает на курорте обручальное кольцо, - посмеялся надо мной Дима.

– Вы, - ткнула я пальцев в увесистый перстень на его правой руке, буквально орущий о финансовом благополучии и полном отсутствии вкуса.

– Хм, ну на этот раз она слишком ревнивая, - нахмурился он.

– Метит территорию?
– в ответ последовал смущенный кивок.

Я глядела по сторонам, впитывая обнаженную природу как губка, пока бизнесмен тяжело вышагивая рядом, бездарно ныл о своей жизни, об очередной нелюбимой жене, спиногрызах детях, порой перемежая жалобы хвастовством о деянии рук своих - бизнесе, вышедшем, по его словам, на мировой уровень.