Небо внизу

— Какие трубочки? — нахмурился Том.

— Обычные. Для коктейлей.

— Даже не слышал о таких штуковинах.

— Ну трубочки же! — попыталась донести мысль Тео — и осеклась. Пластика в этом мире она не видела. Могли ли делать коктейльные трубочки из других материалов? В теории — конечно. Стекло, пластик, какие-нибудь природные материалы вроде пустотелого бамбука и всякая подобная эко-ерунда… Но так было в Америке. А как было здесь — Тео не знала.

— Ты что, правда не знаешь, что такое коктейльные трубочки? — Тео вложила в вопрос все насмешливое удивление, на которое была способны. — Серьезно?

— Ну… Нет, — мгновенно утратил уверенную жизнерадостность Том. — Я… ну… мало где бывал, вообще-то.

— В приличных заведениях их всегда подают к прохладительным напиткам, — тут же смягчила давление Тео. — Тоненькие такие трубочки из металла или стекла. Опускаешь такую в стакан и втягиваешь через нее жидкость. Очень изящно смотрится — и губы всегда чистые, даже если милкшейк пьешь. Нет этих ужасных седых усов, — Тео мазнула пальцем под носом, и Том тут же отозвался на шутку, с облегчением хихикнув.

— Полезная, наверное, вещь. Но мы же в обычную лавочку заходили. Вот если бы в ресторан — там, наверное, трубочка на каждом столике лежат.

В несколько глотков допив свой лимонад, Том отставил бутылку, поднялся и потянулся.

— Ну, вы еще посидите, отдохните, а я дальше работать пойду. Сейчас быстренько вторую стену просмотрю и вам помогу. К закату как раз половину винодельни обшарим. Может, чего и найдем.

Глава 18

Конечно, они не нашли. Ни в этот день, ни в следующий, ни через неделю. Тео осмотрела все: винодельню, погреб, двор, бесчисленные развалюхи-сараи и весь дом, с чердака до подвала. Искали и артефакты, и сигилы, и скрытые энергетические сущности.

Ничего.

Ноль.

Зеро.

Эмоциональный подъем с каждым днем изменял градус, все более уподобляясь спуску, а через неделю превратился в неглубокую, но очень грязную яму.

Тео умела работать. Она знала, что для результата нужно приложить усилия — и не боялась их прикладывать. Но сейчас… сейчас она занималась не своим делом. Тыкалась вслепую, как двоечник, наугад выставляющий галочки в тестах, и получала закономерный неуд.

Это изматывало. Не сами бесплодные усилия — а то, что все усилия заканчивались разочарованием, и впереди не было ни одного лучика надежды. То, что обещало быть очень простым делом, оказалось какой-то необъяснимой хренью, а Тео не хватало знаний, чтобы решить проблему.

Владелице тела, наверное, хватило бы.

Это было чужое тело. Чужая жизнь. И чужой мир. Тео не хотела всего этого. Она хотела обратно. Туда, где проблемы решаются, туда, где она управляет своей жизнью, а не подстраивается, отчаянно лавируя, как лыжник, несущийся по крутому склону среди камней и расщелин.

Тео должна была вернуться домой.

Осознание абсолютной, категорической невозможности возвращения скручивало комком в груди что-то нематериальное, но чудовищно болезненное. Тео чувствовала, как это нечто сворачивается твердым угловатым комком, давит на ребра и на диафрагму, заставляет желудок спастически сжиматься.

Тео останется здесь навечно. До самой смерти. Она всегда будет играть чью-то роль, всегда будет жить чужую жизнь. И никогда ничего не добьется. Потолком успеха для Тео станет убедительная легенда, максимальным уровнем профессионализма — примитивные заговоры от куриной чахотки.

И она никогда не увидит маму. Да, отношения были дерьмовые, и забирали они больше, чем давали. Но все-таки… Все-таки мама была единственным человеком, который заботился о Тео. И заботился безо всякой для себя корысти. Мама не ждала от маленькой Тео увеличения процента выигранных исков, не просила помочь с карьерой, не подсовывала ненароком рекламу новенькой спортивной бэхи… Ну, то есть, потом, спустя годы, мама именно так и делала — но поначалу-то все было иначе. Давно, очень давно. Но ведь было! Память об этом чудесном, почти невозможном прошлом оставалась стержнем, на который Тео опиралась, когда становилось совсем хреново.

А теперь это прошлое — где-то там, в другом мире, недостижимое, как граница вселенной. Думать об этом было больно. И Тео не думала. Раньше. Тогда, когда все получалось, тогда, когда она решала задачи пусть и не так успешно, как хотелось бы — но все-таки решала.

Теперь аварийная подушка успеха сдулась. Реальность предстала перед Тео, тоскливая и беспросветная, как зимняя ночь в доме престарелых — а сил на превозмогание просто не было.

Том, безошибочно заметив перемены в настроении Тео, пытался ее веселить: рассказывал дурацкие анекдоты, смысла которых Теодора не понимала, литрами варил кофе и таскал наверх, обильно заставляя поднос конфетами и выпечкой. Как будто достаточное количество шоколада может решить любую проблему.

Если бы все было так просто…

Осознав, что она не читает, а просто бессмысленно таращится в текст, Тео, беззвучно выругавшись, захлопнула книгу. Хотелось курить, хотелось выпить, а лучше всего — сначала выпить, потом закурить. Бездумным движением Тео сунула в рот карандаш и чуть не раскусила его, когда в дверь постучали.

— Я бойлер протопил, госпожа Теодора, — сунулся в комнату контрактный. — Идите в ванную, полежите в горячей водичке. Это расслабляет.

— Тебе-то откуда знать, — буркнула Тео.

— Читал, — ухмыльнулся Том. — Идите в ванную, а то от бойлера на первом этаже такая жарища, что не продохнуть.

Устало поведя плечами, Тео поднялась. Идея с горячей ванной была действительно неплохой — хотя, скажем прямо, довольно неожиданной. Под настороженно-предвкушающим взглядом контрактного она прошла по коридору, толкнула дверь — и остановилась, уронив челюсть. В полутемную комнату Том натаскал свечей в блюдцах, расставив их по всем доступным горизонтальным поверхностям. Рядом с ванной он пристроил кухонную табуретку, разместив на ней какую-то книгу в пестрой обложке, бокал белого вина, тарелку с консервированными персиками и горсть конфет. На бортике ванны стояла здоровенная молочно-белая банка с невыясненным содержимым.

— А это что? — преодолела наконец ступор Тео.

— Лавандовая соль. У нас, оказывается, в подвале три таких посудины пылится. Наверное, ее продавать можно — но я подумал, что и вам для ванны сгодится. И… ну… то есть… — скользнув взглядом в сторону, Том осмотрел сначала стену со свечами, потом потолок, вслед за ним — пол. Я… ну… подумал… что вам, может, понравится. А то вы… ну… не отдыхаете совсем. Ну… вот.

— Мне очень нравится, — улыбнулась ему Тео. Неожиданно идея с ванной действительно показалась ей отличной. — Это ты хорошо придумал.

— Да? Здорово, — счастливо выдохнул Том. — Я боялся, что вы ругаться будете из-за свечей, или из-за жары в доме, или… ну… или еще что-нибудь.

— Нет, ты все замечательно организовал, — Тео потянулась к пуговице на воротничке. — Ты так и будешь здесь стоять? Поможет мне раздеться — вместо горничной?

— Ох… Простите, — шарахнувшись назад, Том врезался спиной в косяк, запнулся о порог и с грохотом вывалился в дверь. Но тут же заглянул снова. — Или вам правда помочь надо? Я могу, если что. Я сестрам раздеваться помогал. Если вам нужно, я глаза закрою — и на ощупь.