Небо внизу
Шрифт:
Польщенный голос издал звук, до странности напоминающий банальное хихиканье.
— Еще бы сталкивались. Таких, как я, вот так вот сразу не найдешь.
— Да, конечно. У меня тоже сложилось именно такое впечатление. Вы очень редкая и могущественная сущность, — осмелев, Тео выступила из-за Том, на всякий случай стараясь держаться поближе. Не то чтобы она верила, что контрактный сможет ее защитить — но теплое плечо за спиной почему-то успокаивало.
— Это вы точно сообразили, госпожа — снова хихикнул невидимый собеседник. — Вот что значит благородное воспитание! Не то что местные дурынды — их хоть горшком по голове лупи, все равно не соображают.
— Благодарю за лестную оценку моих скромных способностей. — Не выпадать из образа
— Как это — с кем? Что значит — с кем?! Да со мной же!
Воздух под потолком замерцал, наливаясь тусклым опаловым сиянием, закрутился в воронку и устремился вниз. Миг — и на видавшей виды дубовой бочке сидел сухонький старичок в широком не по размеру «парадном» костюме. Из нагрудного кармашка выглядывал кокетливый розовый платок.
— Мартин Грино, к вашим услугам, — неупокоенный дух широко улыбнулся, ощерив неровный ряд дешевых металлических зубов.
— Твою мать, — сдавленно прошептал Том и, ухватив Тео за локоть, потянул назад — к себе за спину. Досадливо дернув рукой, Теодора освободилась.
— Теодора Дюваль. Рада видеть вас, — Тео улыбнулась, и привидение захихикало над немудрящей шуткой.
— А уж я-то как рад. Беседа с благородной дамой прямо тут, у меня на ферме — ни в жизнь бы не подумал, что доживу до такого.
Так ты и не дожил, — неоновой строкой скользнула в голове мысль.
— Простите мою навязчивость, — подавила неуместную веселость Тео. — Я только недавно начала практиковать, еще многого не знаю… В учебнике было сказано, что призраки приходят в наш мир через порталы, но я не обнаружила никаких следов…
— И не обнаружите! — счастливо расхохотался покойный Грин. — Потому что их нет!
— Но я учила…
— Оно и видно, что учили, благородная госпожа, — тут же раздулся от осознания собственной важности Грино. — А я вам так скажу: в жизни все намного сложнее, чем эти ваши профессора себе думают. Вот вам как сказали? Что духи в наш мир через порталы приходят. А про то, что духи вообще не уходят, вам не говорили?
Тео растерялась. Собирая информацию для работы у Натта, она прошерстила все книги — и нигде ничего подобного не было. Хотя, возможно, это были недостаточно компетентные авторы. Или Тео пропустила важные факты. Или проработала не всю литературу… Или… Или… Или…
— Вот то-то же, — дух захихикал, со всей очевидностью наслаждаясь ее смущением. — Образование — оно, конечно, важно. Но самому поработать — завсегда важнее.
— О. Да. Вы абсолютно правы, — тут же энергично закивала Тео. — Может, вы объясните мне, как вам удается… не покидать свой дом.
О том, что дом давно чужой, Тео благоразумно умолчала.
— Отчего ж не рассказать? Расскажу! Молодежь учить — дело нужное… — поддернув призрачную брючину на тощей призрачной коленке, Грино поудобнее уместился на бочке. — У меня, госпожа Дюваль, вон там станок столярный стоял, — дух ткнул в сторону она мосластым полупрозрачным пальцем. — Я на нем бочки починял. Починял, починял — а потом выпил немного лишнего. Такое вино хорошее уродилось в том году — сладкое, как сок, а в голову молотком било. Выпил я, значит, лишку, дремота навалилась — ну, я и ошибся немножко, — призрак помахал в воздухе левой рукой, на которой не хватало указательного и среднего пальцев. — Стою я, значит, смотрю на станок, а из руки кровища хлещет. Я, конечно, выпивши был, но соображал вполне. Тряпкой руку замотал, потом жгут затянул, пошел к доктору — он мне культяпки аккуратненько так зашил. А потом возвращаюсь домой — а на станке пальцы валяются. Как будто мусор какой-то. И так мне странно, госпожа, стало… Потому что ну это же пальцы. У меня на руке росли. А теперь вот — на станке валяются. И что с ними дальше делать? Собаке отдать, на компост выбросить, в камине сжечь? Думал я, думал —
и решил я пальцы похоронить.— Под винодельней… — дошло наконец-то до Тео.
— Именно! Молодец вы, госпожа, быстро соображаете. Вот я, скажем, два месяца понять не мог, почему тут застрял. Как в августе помер, так до октября и мучился: почему всеблагой огонь меня к себе не берет? Ну, грешил, конечно. И вино любил сверх меры, и женщин любил, и в картишки поигрывал… Но ведь если за такой из пречистого огня души изгонять — так кто же тогда на небе останется? Только язвенники и импотенты? Простите, госпожа, — призрак смущенно пригладил седой ежик волос. — В общем, думал я, думал — а потом вспомнил. Я же пальцы под порогом прикопал! Побоялся, что собаки выроют, играть начнут — ну и запрятал как мог. А оно, значит, вон как обернулось…
— Очень вам сочувствую, — Тео было искренне жаль незадачливого призрака. Если верить книгам, неупокоенные духи отличались мерзейшим нравом, но дедуля Грино казался совершенно безобидным. Вот только… — А зачем вы Соннере вино портили? Огорчились, что наследники ферму продали?
— Да в ослиную задницу этих обалдуев! — внезапно взвился Грино. — Как были ленивыми тупицами, так и остались! Не продай они ферму, все бы тут развалили, рукосуи. Растил детей, растил — и вот она, радость на старости лет. Получай, дедуля Грино, наследничков… Ну да что теперь. Свою голову на чужие плечи не поставишь.
— Но если дело не в продаже фермы, то почему тогда… Из-за переделок, которые затеял Соннера?
— И переделки в ослиную задницу.
— Так в чем же тогда дело?
— Да в том, что Соннера — скотина! — оскалившись, рявкнул призрак, разом наливаясь темнотой и увеличиваясь в размерах. — Первостатейная скотина, я бы с таким за один стол не сел, руки бы ему не подал, паршивцу! Бывают же люди… Тьфу! — призрак сплюнул, и по полу разлетелись тускло мерцающие капли эктоплазмы.
— О. Понимаю вас. Господин Соннера… действительно производит неоднозначное впечатление, — кивнула Тео. — И чем именно вас так обидел новы владелец фермы?
— Ну что вы такое, госпожа, говорите… При чем тут я? Я, слава огню, помер — спокойно, во сне, еще и коньячок нового урожая вечером попробовал… Хорошо, в общем, я умер. А люди-то остались! Хромой Мартин у меня семь лет за скотиной присматривал — так Соннера его через неделю после покупки фермы уволил. Сказал, что Мартин пьет много. Так это ж винодельня, а не храм пречистого огня! Тут все пьют! Винченцо жалованье в три раза урезал — дескать, мало работает, приходит поздно. А что у Винченцо жена больная, и он с утра ее кормит-моет-до ветру водит — так на это Соннере плевать. Ходит, надутый, как индюк, орет на всех, нос в небо дерет. А сам не умнее чурбана, на котором я дрова колол! Рябого, собаку мою, со двор прогнал. Кто теперь ферму сторожить будет? Рябой тут родился, тут вырос, каждый угол знает, мимо него даже мышь пробежать не могла — но нет, не годится Рябой. Старый, оказывается. Беспородный, — призрак осекся, по привычке попытался вдохнуть, но только беззвучно разинул рот. — А я Рябого со щенка растил. От него сука отказалась, так я сам молоком выпаивал из рожка, как младенчика. Хороший был песик, веселый. Я ему говорю: умри, а он на землю падает, как будто неживой. Смешно было.
Замолчав, Грино некоторое время тихонько покачивал ногой, наблюдая, как похоронный, с тончайшей подошвой штиблет проходит через дерево в бочку.
— Ну вот зачем, а? — тоскливо ссутулился дух. — Что, обеднел бы Соннера Рябенькому миску похлебки поставить? А хоть бы и не ставил… Парни бы прокормили. Так нет же… Выгнал… Рябенький потом долго под воротами тосковал: ждал, когда обратно пустят. Не пустили.
— Может, его подобрал кто-нибудь? — неуверенно предположила Тео.
— Может, и подобрал, — по сморщенной, как усохшее яблоко, щеке призрака прокатилась мерцающая слеза. — Мне отсюда не видно. Так что совсем не в наследстве, благородная госпожа, дело. Не люблю я Соннеру. Сильно не люблю.