Небо внизу

Потом были только темнота, шум и трясущийся в лихорадке пол.

Когда Том наконец-то отполз в сторону, открывая обзор, глядеть было уже не на что. Разрушенная гостиная встретила Теодору облезлыми стенами. Переломленный надвое диван лежал у стены, за ним тянулся след из набивки, словно внутренности за смертельно раненным животным. Из выбитых окон тянуло кисловатым печным дымом.

— Как думаешь, нам за это заплатят?

— Да хрен с ними, с деньгами, — Том помотал головой, вытряхивая из волос штукатурную крошку. — Главное, чтобы бить не начали,

— В справочнике о таких побочных эффектах ни слова не сказано.

— А может, правильно, что не сказано? В инструкции-то черная кошка была, а не курица.

— То есть, это я виновата?

— Нет. Ты молодец. И кошку спасла, и проклятие уничтожила, — присев на корточки, Том, навернув на кулак рукав, деловито начал обмахивать подол Теодоры от пыли. — А Эвери мы скажем, что так всегда бывает, когда ритуал не в месте укоренения проклятия проводят.

— Не верю своим ушам. Ты что же, научился врать клиентам?!

— Ну не могу же я допустить, чтобы тебя побили, — сверкнул улыбкой Том. — Тем более за спасение кошки.

Когда Тео вышла из дома, вдова Эвери дисциплинировано сидела в кресле и даже сжимала в руках спицы с вязанием. Правда, одну из них она держала задом наперед, но сама попытка заслуживала уважения.

— Все в порядке. Я сняла проклятие, — гордо объявила Теодора, с ходу задавая тон беседы. — К сожалению, дом пострадал, но вы же понимаете: в таких запущенных случаях побочные эффекты неизбежны.

— Да-да, конечно. Я понимаю… — медленно, словно в трансе, Эвери отложила вязание. — Вы… точно уверены, что проклятия больше нет?

— Совершенно. Я проверила — дом чист.

— Хорошо. Замечательно. Это замечательно, — Эвери поднялась, переступила с ноги на ноги, настороженно поглядывая на дверь. — А побочные эффекты… они… значительные?

— Весомые, — честно признала Тео. — Вам предстоит весьма недешевый ремонт, поэтому я хочу сделать вам скидку — пятнадцать процентов от счета за выполненные работы. Полагаю, эти деньги будут вам полезны.

— О… Это так мило с вашей стороны! Да пребудет с вами свет пречистого огня! — Эвери клюнула воздух около щеки Тео. — Кстати, вы знаете… Я вспомнила один момент… Не могу сказать, что это была именно ссора, но разговор произошел крайне неприятный…

— И какой же это был разговор? — подтолкнула нерешительно мнущуюся вдову Теодора.

— Я даже не знаю… Джонатан просил меня никому не рассказывать. Это была очень неловкая ситуация…

— В таких серьезных вопросах важна абсолютная честность, — очень серьезно кивнула Тео, сжав пухленькую ладошку вдовы Эвери. — Поверь: все, что вы скажете, останется между нами.

— Да? Да… — пожевала узкими губами Эвери. — Вы, наверное, правы. Мне действительно стоит вам рассказать… Прошлым летом, в июле, в Кенси появилась эмигрантов из Негоро. Они заняли старые хибары охотников — за городом, у реки, раньше стоял десяток сараев. Совершенно необустроенные, только крыша, лежанка и очаг, но вы же знаете этих выходцев из Негоро. Наверное, для них это были дворцы. Мы, жители Кенси, ничего не имеем против приезжих, но у всякого гостеприимства есть границы! Комитет ответственных граждан обратился в жандармерию — мы убедительно просили оградить город от эмигрантов. Но вы же знаете наших жандармов! Бонито сказал, что эти развалюхи и так рассыпаются, а значит, никакого смысла поднимать шум из-за ерунды. Но это была не ерунда! Только представьте себе, госпожа Дюваль — эти ужасные люди буквально наводнили город. Грузчики в порту — черные, уборщики в ресторанах — черные, работники у фермеров — черные. По улице было страшно идти — везде, везде эти кошмарные лица! Кражи, конечно же, начались, у бедняжки Эмели отобрали кошелек и сережки. Правда, грабители были в масках, но от них так неприятно пахло… Мы ни секунды не сомневались, кто именно совершил ограбление.

— О да. Запах — это веская улика, — хмыкнула Тео, но Эвери не почувствовала подвоха.

— Вот! Вот именно! Такие детали всегда изобличают преступников. Но Бонито снова не захотел решить проблему. Он сказал, что жандармы провели обыск в хибарах, но не обнаружили улик… Естественно, не обнаружили! Бандиты сразу же выбросили кошелек!

— А сережки? — внезапно вмешался в разговор Том.

— Что — сережки? — растерялась Эвери.

— Сережки бандиты тоже выбросили? — наивно моргнул светлыми ресницами Том.

— Сережки?! Нет, конечно. Какие глупости ты говоришь. Ну кто станет выбрасывать золото?

— Вот и я думаю, что никто, — покладисто согласился Том. — Но раз не выбросили — значит, продали? Можно было бы опросить скупщиков краденого, получить описание внешности преступников…

— Да откуда тебе знать! — вспыхнула Эвери. — Можно подумать, ты хотя бы день в жандармерии работал. Может, Бонито не захотел расследовать это дело! А может, бандиты серьги не продавали… Захотел главарь — и подарил своей женщине. Такое ведь тоже может быть!

— Но вы же говорили, что в поселении эмигрантов проводили обыск, — взгляд у Тома был простодушным на грани имбецильности.

— Проводили! Но если преступники захотят скрыть улики, они их обязательно скроют!

— Вы совершенно правы, госпожа Эвери, — примерившись, Тео быстрым движением тыкнула Тома локтем под ребра. — Преступники очень хитроумны, а ошибки в расследовании возможны. Но я не совсем понимаю, как эта история связана с проклятием.

— Да самым прямым образом! Наш чудесный, мирный Кенси превращался в трущобы. Все ответственные граждане понимали, что с этим нужно бороться, вот только наш начальник жандармерии — бесхребетный червяк! Мы постоянно, постоянно просили Бонито принять меры. И что же вы думаете? Этот никчемный человек заявил: пусть лучше эмигранты в порту работают, чем бродяжничают. Вы представляете?! Прямо так и сказал! Но пречистый огонь не позволил свершиться беззаконию. Кто-то из черных голодранцев случайно поджег свою хибару — наверное, по пьяни. Полыхнуло сразу, огонь перекинулся на соседние дома…

— И пожарные приехали слишком поздно, — понимающе улыбнулась Тео.

— Не совсем. Джонатан был глубоко порядочным человеком, он никогда не опустился бы до такой подлости. Пожарные прибыли сразу же и вывели из поселка всех, кто там был. Но… они не стали тушить лачуги. Поселок выгорел дотла. И после этого… может, дня через два… к нам пришла женщина с ребенком. Сначала я испугалась: у этих чернокожих такие ужасные, такие грубые лица. Но женщина казалась истощенной, да и ребенок у нее все время плакал. Я пустила их в холл, отдала старую одежду Реми, мешочек пшеничной крупы и две медяшки. Вы думаете, что эта черная поблагодарила меня за доброту? Нет! Взяла все, что я ей дала, а потом взглянула жутко так, исподлобья — и говорит: я в доме не живу — и вы не будете. Беда, говорит, как ветер — на всех дует, — Эвери помолчала, бессмысленно сжимая и разжимая ладони. — Но это ведь не было ссорой, правда? Эти женщина… она была подавленной, но совершенно спокойной. И сказала всего пару фраз. Ни заклинаний, ни пентаграмм, ничего такого… Я даже внимания не обратила. Подумала, что это обычная бродяжка… А потом Джонатан умер, Реми начал болеть, и я совершенно забыла об этом визите — а сейчас вот вспомнила. Может, это она прокляла дом? Может, нужно было сразу же позвать мага — и Джонатан был бы жив?

Бледные пухлые пальцы сжимались и разжимались, словно больное, судорожно пульсирующее сердце.

— Ну что вы, — спокойно соврала Тео. — Конечно, это была не она.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Том вытерпел минут пять, не больше, и набросился на Теодору, как только они отошли от дома.

— Ты правда думаешь, что эта женщина ни при чем?!

— С ума сошел? Ставлю золотой против медяшки, что это именно она.

— Тогда почему не сказала?

— А зачем? Проклятие мы сняли, эмигранты из Кенси ушли, проблема исчерпана.