Нечаянные грезы

— Перестань, Павел. Я очень страдаю из-за того, что случилось.

— И зря. Чего, спрашивается, тебе страдать? Ты окружена влюбленными в тебя по уши мужчинами, от безусого мальчика до покрытого красивыми благородными сединами мэтра. Правда, бывшего, в чем, разумеется, его беда, но в первую очередь, вина наших равнодушных к истинному искусству правителей. — В голосе Угольцева звенела обида. — И всех ты умело и вовремя дергаешь за самую чувствительную, я бы даже сказал, больную струнку, тем самым еще крепче и надежней привязывая к себе. Зачем тебе нас столько — это, думаю, навсегда останется твоей тайной. Да, еще я забыл про этого беднягу Старопанцева…

— Перестань, Павел. Лучше поменяй мне баксы на рубли. Поскорее. Мой поезд отходит через сорок минут.

— Неужели ты думаешь, будто я отпущу тебя одну с карманами, полными денег?

— Я поеду одна, Павел. Ты обещал проведывать Алешу и справляться о здоровье Вадима.

— Совершенно верно. Обещал. Старый тюфяк еще долго будет служить половиком у твоего порога. Такова уж его участь. Но, моя красавица, ты уж прости, если он в один прекрасный момент возьмет и рассыплется в прах. — Угольцев налил в бокал из оранжевого венецианского стекла джина, плеснул совсем немного лимонного сока. Выпил, красиво запрокинув голову. Потом хватил бокалом о подоконник и стал ходить по стеклу, смачно хрустя подошвами тяжелых зимних ботинок. — Говорят, что в один прекрасный момент красота возьмет и спасет мир. Но сперва погубит много людей. Девочка, если ты задержишься в Краснодаре, уверяю тебя, я не смогу предотвратить кровопролития.

Он ушел, громко стуча подошвами.

— Отвезите меня, пожалуйста, к Алешиному отцу, — попросила Муся встретившего ее на вокзале Артема Аржанова.

— Это невозможно. Случилось нечто уму непостижимое. Дело в том, что человек, шесть лет пролежавший бревном, вдруг встал и в одночасье исчез из города. Я узнал об этом всего несколько часов тому назад, хоть это и случилось где-то около пяти вечера. Поражаюсь, почему его не задержали — в госпитале пропускная система.

— Но как же мне быть? — У Муси раскалывалась голова, а она как назло забыла взять с собой солпадеин, единственное лекарство, помогавшее от боли. — Я обязательно должна увидеть Алешиного отца.

Аржанов посмотрел внимательно на красивую, точно с картинки иностранного журнала, женщину со слегка припухшими, вероятно, от бессонной ночи веками, благоухающую свежестью незнакомых ему духов, и невольно удивился, что ее может связывать с Алешей Завьяловым, которого он знал с десятилетнего возраста. Когда он позвонил в ту больницу, где лежал Алеша, чтобы сообщить о смерти матери, главврач сказал, что передаст это Алешиной жене. «Неужели эта женщина и есть жена Алеши Завьялова? — думал сейчас он. — Так внезапно и так необычно жениться…»

— Его портрет показали по местному телевидению. Надеюсь, он вот-вот отыщется.

— А вы хорошо знаете Завьялова-старшего? — спросила Муся, с неожиданным для себя любопытством.

— Его фамилия Соколов, а не Завьялов. Алексей взял девичью фамилию матери, когда получал паспорт. У него были какие-то трения с отцом. Вы спрашиваете, хорошо ли я знаю Вадима Соколова?

— Нет. Нет. — Она затрясла головой. — Этого не может быть.

— Простите, чего?

Он глянул на нее с изумлением.

Она все продолжала трясти головой. Аржанов остановил машину на обочине и взял Мусю за руку.

— Что-то случилось?

— Я еще не знаю наверняка. Но если это так, как вы только что сказали… Простите, а у вас в городе есть ночной бар? Я должна выпить чего-нибудь покрепче. Так вы говорите, отец Алеши Завьялова — Вадим Соколов? Тот самый человек, который двенадцать с половиной лет назад позвонил в дверь моего дома и сказал: «Мария-Елена, я тебя люблю. И мне от этого очень страшно». Мне тоже страшно. Очень.

Она посмотрела на своего спутника долгим, словно остекленевшим взглядом, и вдруг громко рассмеялась. Вернее, смеялись только ее губы. Лицо сохраняло трагичное выражение.

— Успокойтесь. — Аржанов обнял Мусю за плечи. — Скорее всего это обычное совпадение. Соколов — очень распространенная фамилия. У меня есть еще один друг по фамилии Соколов. Евгений Соколов.

— Вадим Соколов не может быть совпадением. — Муся сказала это громким звенящим шепотом. — В мире существует всего один Вадим Соколов. И его возлюбленная Мария-Елена тоже неповторима. Взгляните вон туда. — Она махнула рукой в сторону пустыря за окном. — Видите, они идут, взявшись за руки? Над ними плывут облака, им кивают головками цветы и травы. Они могли бы вечно вот так идти, но на нашей планете такое понятие, как вечность, не су-щест-ву-ет, ясно? Вон Мария-Елена упала, а Вадим Соколов не заметил этого — пошел дальше, дальше. Теперь она встала, видите? Но ей помог сделать это совершенно чужой человек. Скажите, скажите мне, пожалуйста, ну почему мы живем с теми, кого не любим, и бросаем на дорогое самых любимых?..

— Эй, вставай немедленно! Тот тип из шестой реанимационной пришел в себя и требует, чтоб к нему пришла Мария-Елена. Он так называет мою маму. Он говорит, будто они договорились убежать на край света и даже дальше.

— Развяжи узлы! Конец где-то под кроватью. Скорей же! — Алеша до крови закусил губу, делая бесплодные попытки разорвать веревку, которой его привязали к кровати.

— Я сбегаю за перочинным ножом. Он остался в кармане моей шубы.

— Постой! — Ваня послушно остановился возле двери. — Разбей стакан и перережь веревку осколком. Да поживей поворачивайся!

Когда Алеша наконец освободился от пут, на пороге палаты возникла медсестра.

— Больной Завьялов, немедленно ложитесь! Иначе я вызову санитаров.

— Только попробуй! Я убью тебя насмерть санками. Я знаю, каким переулком ты возвращаешься с работы.

Медсестра изумленно уставилась на мальчика.

— Отпетый хулиган, — прошипела она. — Не зря говорят, что твоя мать шлюха панельная.

Ваня размахнулся левой ногой и ударил медсестру коленкой в живот.

— Бежим! — Он схватил Алешу за руку. — Эта ведьма теперь не скоро очухается.

— Что тут происходит? Куда это вы собрались? Эмилия Григорьевна, что с вами?

Это был главврач. Пока он помогал медсестре прийти в чувство, Алеша с Ваней оказались в больничном коридоре.

— Сюда! — Ваня толкнул дверь. — Вот этот тип! — Он тащил Алешу к высокой койке посередине реанимационной палаты. — Ой, он снова без памяти. А ведь пять минут назад вопил как резаный. Что с тобой? Тебе плохо?

Алеша сел на пол, закрыл лицо обеими руками. Ему показалось, будто его выбросили в неземное пространство, где он находился в состоянии полной невесомости. И не было вокруг ни одного знакомого предмета, понятия, лица. Это было еще хуже, чем если бы вокруг него была пустота.

— Доктор! — позвал Ваня. — Моему другу плохо. Пожалуйста, идите сюда! Спасите его! Я не хочу, чтобы он умер.

«Я даже не могу ненавидеть его, — работало помимо разума Алешино подсознание. — Ну и что из того, что Марыняша когда-то его любила? Зато сейчас она любит меня. Отец… Когда-то ты перебежал мне дорогу, но теперь это сделаю я, понял? Отец, ты меня слышишь?..»