Нечестивец
Шрифт:
— А вам не кажется, что это несколько странно? — сказала она, отступая. — И вы сами! Вся ваша жизнь — ложь! К чему эти маски, это притворство? У вас нет никакого изъяна!
Граф подошел и хотел взять Камиллу за руку, но она отшатнулась:
— Нет!
И он все же поймал ее руку.
— Тише, прошу вас! Вы разбудите весь дом.
Девушка умолкла и смотрела на него, не отрываясь.
Она чувствовала, что ее снова тянет к нему, тянет неодолимо. Ей хотелось, чтобы все гнусное минуло, оказалось ложью, хотелось коснуться его лица, любоваться им.
И ей хотелось, чтобы сбылось
— Пойдемте отсюда. — Брайан потушил светильник и оставил его на столе.
Он взял Камиллу за руку и повел вверх по ступенькам. Они вошли в часовню. Он плотно закрыл за собой резную дверцу и нахмурился.
— Вы прошли мимо Шелби, и он вас не заметил?
— Не стоит сердиться на него.
— Я не сержусь. Уверен, у вас хватило осторожности и смекалки, чтобы отвести ему глаза.
Камилла отвернулась и побежала вверх по лестнице. Брайан не отставал. Они поднялись на площадку второго этажа. Шелби все еще спал. Она на цыпочках засеменила мимо него к своей комнате. Но Брайан, крепко обхватив ее за талию, увлек дальше, к своей комнате. Открыв дверь, он втолкнул ее внутрь.
Камилла высвободилась из его рук.
— Вы не имеете права вот так просто…
— Я ничего не делаю просто так и не желаю отныне оставлять вас ночью без присмотра. Никогда. Мне наплевать, кто из ваших так называемых друзей занедужит следующим. Не важно, по какой причине!
— Боже мой! Вы намекаете, что бедняга ничуть не пострадал, спасая всех вас — сильных и богатых, разбежавшихся от змеи, словно кролики! — воскликнула она.
— Я не делал таких намеков. Просто заявляю, что не намерен отныне оставлять вас ночью одну!
Внезапно Камилла поняла его и задрожала, осознав, что сама не может оставаться безразличной, когда он рядом…
— Но это же все несерьезно? — тихо спросила она.
— Как игра со смертью.
Она отшатнулась:
— Я не согласна играть с вами в такие игры!
Брайан загораживал двери — ей не удастся проскользнуть мимо него. Он взял ее за плечи и развернул к себе — бережно, но сильно. Напряжение светилось в его синих глазах. Он словно порывался заговорить с ней, но только покачал головой. Затем обнял покрепче, взял за подбородок и приник к ее губам в поцелуе.
Все отступило, и Камилла вновь затрепетала — его страстность вызывала в ней ответную бурю желаний. Она ласкала его обнаженную грудь, восхищаясь игрой мускулов. Затем судорожно вцепилась пальцами его плечи, и они снова слились в поцелуе. Камилла ласково гладила его спину, наслаждаясь пронзительным ощущением горячей, живой плоти.
Брайан прервал долгий поцелуй, нежно повернул ее и принялся расшнуровывать корсаж платья. Камилла услышала, как он вполголоса ругнулся и оборвал непослушный шнурок — но стоит ли обращать на это внимание? Она сама едва дышала от захватившего желания, и его поспешность льстила ее сердцу. Шнуровка ослабла, Камилла подняла руки, и Брайан стащил тесное облачение.
Она очутилась в его руках, тая от нежного прикосновения его груди, — как сладко замирает сердце! — и ничего больше не надо, не жаль и умереть в этом забытьи. Брайан снова искал губами ее губы, а руки его возились с завязками нижних юбок.
Наконец пышный наряд упал к ногам, и он опустился на колени. Камилла держалась за его плечи, пока он снимал изящные туфельки и подвязки. Его пальцы скользнули вверх по ее бедрам, затем медленно спустились к коленям, скручивая шелковую ткань. Брайан целовал ее колени, икры, щиколотки. Один чулок был снят. Он принялся за другой. И снова руки возлюбленного, пальцы, губы скользили по ее коже вслед за шелком чулка. Он приподнялся, прижался лицом к ее животу, дразня прикосновениями.Камилла опустилась к нему. Брайан припал к ее губам. Огонь страсти бушевал, мешая все ощущения и туманя сознание. Она понимала только, что они горели в этом пламени, слившись воедино, и — будь что будет, она все равно уже погибла. Он стал для нее всем, чего она желала, в чем нуждалась, всем, что она… любила.
Его шепот защекотал ухо:
— Что же ты делаешь со мной? — Слова едва прорывались сквозь его прерывистое дыхание, но шепот продолжался: — Я забыл обо всем, сам не знаю почему, я потерял рассудок…
Брайан шептал о том, что чувствовала и она. Камилла перебирала пальцами его волосы, гладила спину, затем провела по мускулистым ягодицам, придвигаясь ближе. И почувствовала, как он приподнял ее и легко опустил на себя. И все ее ощущения сосредоточились на том, что он вошел в нее, стал частью ее. Ближе его — такого желанного — ничего быть не могло.
Прежде она шла за ним. Теперь могла вести его за собой — и повела.
Она вжималась в него, чутко ловила каждое ощущение — напрягшиеся мышцы под ее пальцами, затвердевшие соски ее грудей, щекочущие волоски на его груди, руки на ее бедрах, направляющие ее движения…
Камилла изогнулась в экстазе, и он быстро перекатился вместе с ней, подмяв ее под себя. Ее сотрясала дрожь, словно сюда прорвался ветерок из лесов, что темнели за окнами.
Затем этот трепет унялся, выровнялось ее дыхание. Камилла вытянула руку и, касаясь его лица, тихо спросила:
— Почему?
Она подумала, что он откинется на бок, но он приподнялся на руках, нависая над ней, его бедра остались между ее раздвинутых ног.
— Потому что я был чудовищем.
— Но это… всего лишь шрам.
— Зачем эта ложь?
— Не ложь. Все дело в том, что я не готов принять этот мир.
— Маска не изменила вашу душу! — настаивала она.
Брайан рассмеялся и снова поцеловал ее в губы.
— Такая свирепая! Как тигрица. У нас всех есть секреты.
Камилла покачала головой:
— Как ни печально, лорд Стерлинг, я — открытая книга.
— Но в каждой странице такие глубины.
— Вы снова играете.
— Все игра. Игра со смертью, — сказал он, вставая.
Камилла лежала обнаженная, среди смятой одежды. Она пошевелилась, и Брайан наклонился и обнял ее, помогая встать и снова целуя.
— Мне придется уйти, — тихо сказала Камилла.
Он покачал головой.
— Но я не могу… остаться здесь.
— Почему?
Она освободилась из его объятий.
— Вы — граф Карлайл.
— Да, такая колдунья, как вы, не может гостить в замке лорда, — прошептал он, подхватил ее на руки, прошел в соседнюю комнату и опустился вместе с ней на прохладное и свежее, величественное ложе. Крепко обнял ее и сказал: — Не стоит вам — ни в коем случае! — бродить по замку ночью.
— Не буду.