Нечто большее…

Эта ночь была долгой и короткой одновременно. Я молила об её окончании. Я умоляла, чтобы она никогда не заканчивалась. Перенасыщенные друг другом, мы заснули среди смятых простыней и запахов нашей страсти.

Я нисколько не удивилась, когда на следующее утро проснулась в постели одна. Безумием было бы считать, что подобное может повториться. Идеальная ночь — она на то и идеальная, чтобы остаться единственной.

Глава 12

Может, было бы лучше, если бы Дэвид уехал не попрощавшись. Логичное завершение наших недо-отношений.

Я нашла его в гостиной, куда, закутавшись в простыню, выползла из спальни. Не буду скрывать, что обрадовалась, увидев его. Но радость моя продлилась недолго.

Полностью одетый, Дэвид пил кофе у накрытого к завтраку стола. Именно "у", а не "за" столом. Так делают, когда куда-то опаздывают: в одной руке чашка, в другой — телефон. Пьют кофе и просматривают сообщения.

— Хорошо, что ты встала. Вечером я должен быть в Нью-Йорке. Полетишь со мной или останешься?

Чашка на стол. Раз-два-три-четыре шага ко мне. Рука на затылок. Лёгкий поцелуй. Отеческий прям. Ну, хоть не в лоб — и то радость.

— Останусь.

— Только ненадолго.

Раз-два-три-четыре-пять шагов от меня к двери. Сумка в руку, телефон — во внутренний карман пиджака.

— Сообщишь, когда соберёшься вернуться. Я пришлю самолёт.

— Лучше сразу деньгами.

— Не понял.

— Хорошо, говорю. Сообщу.

Долгий взгляд. Опять штормит так, что меня укачивает. Но я твёрдо стою на ногах и лишь яростнее кутаюсь в простыню. Отчего же так холодно-то, а?

— Пока.

— Ага.

«В смысле, прощай».

После ухода Дэвида я вернулась в спальню, упала на кровать и практически сразу уснула. И проспала весь день: включилась защитная реакция организма на усталость и стресс. Встала я с тяжёлой головой, и только боль между ногами напоминала о том, что предыдущая ночь мне не приснилась.

А потом был этот репортаж.

Я почти пришла в себя и даже приняла душ. Включила телевизор, чтобы послушать вечерние новости, и аккуратно расчёсывала мокрые волосы. «Открытие нового сезона в Метрополитен Опера». Красная дорожка, знаменитости в вечерних туалетах; фотографы, журналисты. Мэр де Блазио, Ума Турман. Ричард Брэнсон — нечастый гость подобных мероприятий — даёт интервью телеканалу. На заднем плане проходит Брук Шилдс с мужем, затем Дэвид…

Дэвид?!

В смокинге, с ослепительной блондинкой под руку перед камерами проходил Дэвид! Тот, который чуть менее суток назад отдавался страсти вместе со мной. Вместе со мно-ой! На жарких простынях кровати вот этого самого номера, где я сижу на диване и таращусь в телевизор.

Расчёска выпала из рук…

Экран давно погас, а луна, наоборот, освещала всё до мельчайших деталей: и стол, на котором всё ещё стоял нетронутый завтрак, и чашку с недопитым кофе, и брошенное на спинку кресла полотенце — им, не мной. Всё так, будто Дэвид вышел из комнаты за утренней газетой. Только уже поздний вечер, и он в Нью-Йорке смотрит оперу. А я смотрю на окно, у которого вчера в лунном свете он ждал меня.

Вспомнилась книгу, прочитанная пару лет назад, про бедную девушку, попавшую по приглашению богатых родственников в высший свет. Автор — кто-то из европейцев. Я силилась вспомнить её название. Что-то про замену или изменение. Нет, преображение! Точно, «Хмель преображения». Насколько я помню, конец там безрадостный. Впрочем, книга не была закончена, но посыл был ясен: всяк сверчок знай свой шесток. Вот и я охмелела в одно мгновение, стоило лишь его губам впервые коснуться моих. Охмелела и забылась.

Зря!

Не сожалеть не получалось.

Досадно, что Дэвид оказался мудрее. Он читал меня, как открытую книгу, и дал шанс закрыться, когда почувствовал, что я отдаю больше, чем ему требуется. А вот я не поняла этого и даже немного обиделась в тот момент. Ах, если бы я разрешила ему взять меня прямо здесь, на полу гостиной, тогда получилось бы всё так, как изначально планировалось — никаких ожиданий, сплошная физиология.

Я снова и снова переживала события предыдущей ночи. От радости к унынию, и обратно.

Не сожалеть не получалось.

Я чувствовала себя брошенной. Хотя, как можно чувствовать себя брошенной, когда никто меня и не поднимал.

Но, ведь, поднимал же! И в объятиях держал. И целовал. И шептал, что я его. Что я с ним. А вот теперь он там, а я здесь.

Не сожалеть не получалось. Ну никак.

И я снова бреду в кровать, ложусь на смятые простыни, обнимаю подушку, всё ещё хранящую его запах. Я обещаю себе, что немного поплачу и завтра проснусь другим человеком. Хмель выветрится, сожаления уйдут, и я вновь стану прежней. Той, которая не познала Дэвида Рассела. Той, которая приехала сюда зализывать раны после… после… Я нервно хихикаю, понимая, что мне совершенно нет дела до Джеймса и всего, что произошло между нами. Наша жизнь с ним, мечты о свадьбе, медовом месяце, его измена — всё это настолько сейчас далеко. Как Боливия. Или Сатурн. Я излечилась от Джеймса Дэвидом: ни одной метастазы — ни в сердце, ни в голове. Если получилось один раз, получится и другой. Кто-нибудь когда-нибудь вылечит меня и от Дэвида. Только желательно, чтоб не так болезненно.

С этими мыслями я засыпаю.

Меньше всего хотелось, чтобы это снова было похоже на побег, но никто и ничто не могло заставить меня оставаться на Сансет Ки. Остров в одно мгновение потерял свою привлекательность, будто попав под злые чары тёмного волшебника. Одного отдельно взятого волшебника. Я знала, что это произойдёт — сразу, как только увидела его в баре. И солнце померкло, и море перестало искриться, и песок греть. Теперь он уехал, а тень его осталась. Находиться в ней мне не нравилось.

Это определённо не выглядело побегом, и в доказательство этого перед вылетом из Майами я позвонила Мэгги. У них с Риком могли быть свои планы на вечер, но снова сработало сестринское чувство, и Мэгги с радостью согласилась меня встретить.

— А у меня для тебя сюрприз! — сказала она, как только мы отъехали от аэропорта.

— Неужели нашла квартиру?

— Как же с тобой не интересно жить, Элизабет, — посетовала сестра и сразу же сверкнула глазами: — Представь себе! Помнишь Эшли, маму Колина — друга Генри?

— С трудом.

— Неважно! Короче, у неё есть тётка, которая жила неподалёку от нас. Так вот, она решила перебраться в пансионат, а свою квартиру сдаёт. Хорошая квартирка, небольшая правда — всего две спальни — но, думаю, тебе подойдёт.

— Конечно подойдёт.

Новость оказалась кстати! Очень хотелось действовать — переезжать, знакомиться с соседями, печь по вечерам печенье, — что-то делать, чтобы не думать. Просто жить обычной жизнью — без потрясений, без выяснения отношений, без мужчин. Особенно, без сексуальных брюнетов со штормовыми глазами.