Нечто подобное

* * *

Перед входом на полу лежало неподвижное тело. Это была Жанет Раймер.

— Мы оказались в положении, когда необходимо действовать решительно, — сказал Пемброук. — Или, скорее, если откровенно, мы хотели это сделать. Давайте наконец станем честны друг перед другом. Особой нужды не возникало. Позаботиться о мисс Раймер было актом чистого Наслаждения. — Он перешагнул через тело Жанет и открыл дверь в кабинет Николь.

В кабинете стоял Роберт Конгротян.

— Со мной происходит что-то ужасное, — захныкал Конгротян, как только заметил их. — Я больше не могу находиться отдельно от окружающих меня вещей. Вы понимаете, что это значит? Ужасно! — Он подошел к ним, было видно, как он дрожит; его глаза выпучились от жалкого страха, и на его шее, лбу и руках выступил пот. — Вы понимаете?

— Позже, — сказал ему Пемброук нервно. Опять она заметила этот тик, эту произвольную гримасу на его лице. Обращаясь к ней, Пемброук сказал: — Сначала я хочу, чтобы вы прочитали тот материал, что я вам дал. Начинайте прямо сейчас. — Он снова взглянул на часы. — ТВ-техники должны уже прийти и все подготовить для трансляции.

Конгротян сказал:

— Я их убрал. Они еще больше все усложнили. Смотрите — видите этот письменный стол? Теперь я его часть, а он — часть меня! Следите, я вам сейчас покажу. — Он пристально и долго смотрел на стол, губы его шевелились. И тут ваза с бледными розами, стоявшая на столе, поднялась в воздух и направилась к Конгротяну. Ваза прошла сквозь Конгротяна и исчезла.

— Теперь она во мне, — заверещал он. — Я ее проглотил. Теперь она — это я. И… — он указал на стол, — я — это он!

На том месте, где стояла ваза, Николь увидела нечто, приобретающее плотность, массу и цвет; сложное сплетение перепутанной органической материи, гладкие красные трубки и то, что казалось частью эндокринной системы. Как она поняла, внутренняя часть организма Конгротяна. Возможно, подумала она, это селезенка и циркуляционные конфигурации, которые ее поддерживают. Этот орган, чем бы он ни был, равномерно пульсировал; он жил и работал. Как тонко придуман это орган, подумала она. Она не могла оторвать от него глаз, и даже Уайлдер Пемброук пристально смотрел на него.

— Я выворачиваюсь наизнанку! — завизжал Конгротян. Очень скоро, если это будет продолжаться, я запросто проглочу всю Вселенную и все, что в ней находится, и единственное, что останется у меня, — это мои внутренние органы, а затем, скорее всего, я умру!

— Послушайте, Конгротян, — резко сказал Пемброук, он направил свой пистолет на пианиста-психокинетика. — Что вы хотите мне сказать, сообщая, что отправили отсюда группу ТВ-техников? Они мне нужны здесь, в этом кабинете: Николь будет говорить с народом. Отправляйтесь и скажите им, чтоб они вернулись. — Он махнул пистолетом перед лицом Конгротяна. — Или приведите служащего Белого дома, который…

Он замолчал. Пистолет вырвался у него из руки.

— Помогите! — завыл Конгротян. — Он становится мной, а я должен стать им! — Пистолет исчез внутри Конгросяна.

В руке Пемброука появилась пористая розовая масса легочной ткани; он тут же бросил ее на пол, и Конгротян моментально вскрикнул от боли. Николь закрыла глаза.

— Роберт, — умоляюще застонала она, — перестань, возьми себя в руки.

— Да, — сказал Конгротян и безнадежно захихикал. — Я могу взять себя в руки, могу подобрать себя, органы и жизненно важные части моего организма все лежат на полу вокруг меня; может, я могу как-то запихать их внутрь себя.

Открыв глаза, Николь сказала:

— Ты можешь переместить меня куда-нибудь отсюда? Помести меня куда-нибудь очень далеко, Роберт. Пожалуйста.

— Я не могу дышать, — задыхаясь, сказал Конгротян.

У Пемброука часть моего дыхательного аппарата, и он уронил ее; он не позаботился о ней — он позволил мне упасть. — Он сделал движение в сторону представителя НП.

Тихо, с моментально побелевшим и потерявшим интерес к жизни лицом, Пемброук сказал:

— Он что-то перекрыл во мне. Какой-то важный орган.

— Правильно! — взвизгнул Конгротян. — Я перекрыл вашу… но я вам не скажу. — Медленно он вытянул палец в сторону Пемброука и, покачивая им, сказал: — Только вот что, я скажу вот что: вы будете жить примерно, ну, скажем, еще четыре часа. — Он засмеялся. — Что вы на это скажете?

— Вы можете вернуть все в прежнее состояние? — смог спросить Пемброук. Боль охватила весь его организм; он очень страдал.

— Если бы захотел, — ответил Конгротян, — но я не хочу, потому что у меня нет времени. Мне нужно собрать себя.

Он нахмурился, поглощенный концентрацией в себе.

— Я занят отторжением каждого инородного тела, которое смогло в меня проникнуть, — объяснил он Пемброуку и Николь. — И я хочу восстановить себя. Я собираюсь заставить себя вернуться внутрь. — Он пристально посмотрел на розовую ноздреватую массу своего легкого. — Ты — это я, — сказал он ей. — Ты часть моего «я», а не часть «не я», понимаешь?

— Пожалуйста, переместите меня куда-нибудь подальше отсюда, — попросила Николь.

— О’кей, о’кей, — нервно согласился Конгротян. — Где вы хотите оказаться? Совсем в другом городе? На Марсе? Кто знает, как далеко я могу вас переместить? Я не знаю. Как сказал мистер Пемброук, я еще не вполне осознал, как можно использовать в политике мою способность, даже за эти долгие годы. Но так или иначе, я теперь занимаюсь политикой. — Он радостно засмеялся. — Как насчет Берлина? Я могу переместить вас отсюда в Берлин, я уверен в этом.

— Мне все равно, — сказала Николь.

— Я знаю, куда я вас отправлю, — вдруг вскрикнул Конгротян. — Я знаю, где вы будете в безопасности, Никки. Поймите, я хочу, чтобы вы были в безопасности; я верю в вас, я знаю, что вы существуете. Независимо от того, что говорят эти чертовы машины новостей. Я хочу сказать, что они лгут. Я знаю. Я знаю. Они пытаются пошатнуть мою веру в вас; они все сговорились и сообщают одно и то же. — Он добавил, объясняя: — Я посылаю вас к себе домой в Дженнер, в Калифорнию. Вы можете оставаться там с моей женой и сыном. Пемброук не сможет вас там достать, потому что он к тому времени будет уже мертв; я отключил в нем еще один орган сейчас, и этот орган — неважно, какой именно, — этот еще более важен, чем первый. Он не проживет и шести минут.