Неделя зимы

Однако отец ни разу не заговаривал с ним о любви или о музыке, не спрашивал, играет ли Андерс по-прежнему на никельхарпеи кто его друзья. По вечерам они сидели в квартире в Остермальме и беседовали о работе и клиентах, с которыми встречались в течение дня. Иногда они ужинали в любимом ресторане Патрика, а в остальные дни ели холодную говядину и сыр под неодобрительным взглядом молчаливой фру Карлссон. Чем больше отец говорил, тем меньше Андерс его понимал. Похоже, у этого человека не было другой жизни, кроме его компании.

Андерс пообещал матери, что постарается найти взаимопонимание с отцом, но это оказалось сложней, чем он ожидал. Как-то раз он заговорил об Эрике.

— У меня есть девушка, отец. Мы вместе учимся.

— Это хорошо. — Патрик кивнул с таким видом, будто Андерс сообщил ему, что купил новый ноутбук.

— Я ездил познакомиться с ее семьей. Может, ты разрешишь пригласить Эрику сюда на несколько дней?

— Сюда? — удивился отец.

— Ну да.

— И что она будет тут делать?

— Осматривать город, а потом встречаться со мной за ланчем. Я мог бы взять пару дней отпуска, чтобы куда-нибудь ее сводить.

— Ну конечно, если ты хочешь… Само собой.

— Она ездила со мной в Лондон, когда я навещал маму.

— Правда?

— Все прекрасно прошло. Эрика нашла себе массу занятий.

— Ну, в Лондоне это нетрудно. У нас все немного по-другому. — Тон отца был ледяным.

— Она мне очень нравится, папа.

— Хорошо-хорошо.

Андерсу показалось, что отец избегает любых эмоций, направленных в его сторону.

— Знаешь, мы собираемся жить вместе. — Наконец-то он это сказал.

— Не знаю, как ты сможешь осилить плату за жилье.

— Я хотел обсудить этот вопрос, пока нахожусь здесь. Значит, я могу пригласить Эрику на следующей неделе?

— Да, если хочешь. Договорись обо всем с фру Карлссон. Она должна будет приготовить спальню для твоей гостьи.

— Мы собираемся жить вместе,отец. Думаю, здесь она могла бы поселиться у меня в комнате.

— Я считаю, что не стоит демонстрировать такое отсутствие моральных принципов перед фру Карлссон.

— Отец, дело не в моихморальных принципах. На дворе двадцать первый век.

— Я знаю, но даже твоя мать, как бы далека она ни была от реальности, понимала, что личную жизнь необходимо держать в секрете. Фру Карлссон приготовит комнату для твоей подруги. А уж где вам спать, решайте сами.

— Ты сердишься на меня?

— Ни в коем случае. Я ценю твою прямоту, но надеюсь, что и ты сможешь понять мою точку зрения. — Отец говорил точно так же, как у себя в офисе, не повышая голоса и сохраняя непоколебимую уверенность в собственной правоте.

Эрика приехала на поезде в первую неделю июля. Она засыпала Андерса историями о своих попутчиках. На ней были джинсы и ярко-красный пиджак, а за спиной — громадный рюкзак с учебниками. Она сказала, что собирается заниматься по утрам, а потом обедать с ним вместе каждый день.

— Отец наверняка захочет пригласить нас в какой-нибудь роскошный ресторан, — нервно заметил Андерс.

— Тогда тебе надо будет приодеться, — сказала она.

— Я говорил не о себе, я имел в виду…

— Не беспокойся, Андерс. У меня есть и туфли, и платья, — ответила девушка.

Это оказалось правдой. Эрика выглядела сногсшибательно в маленьком черном платье с накинутым поверх него палантином цвета фуксии и лодочках на высоком каблуке, входя в любимый ресторан Патрика Алмквиста. Она внимательно слушала и задавала умные вопросы, не стесняясь, рассказывала о своей семье — о чертенятах-близнецах, о маминой работе в такси и об отцовском ресторане, где подавали тридцать семь разновидностей маринованной селедки. Она непринужденно упомянула об их поездке в Лондон и о том, какой гостеприимной хозяйкой оказалась мать Андерса. И даже открыто говорила об Уильяме.

— Вы, вероятно, не знакомы с ним, мистер Алмквист — ну, из-за всех этих обстоятельств, — но он очень приятный человек. Специально отыскал для нас паб в Бермондсли, где играли на никельхарпе,потому что Андерс ее любит. Мы вместе ужинали в ресторане — там был потрясающий потолок из золотой мозаики. Он владеет телевизионной компанией, вы это знали? К сожалению, Уильям настоящий капиталист, и он против социальных выплат: называет их ярмом у себя на шее. Но с нами он был очень щедр и заботлив. Это лишний раз доказывает, что нельзя предвзято судить о людях.

Андерс тревожно поглядывал на отца. Мало кто мог позволить себе говорить с главой компании «Алмквист» в подобной манере. Обычно его собеседники не затрагивали в разговоре социальное неравенство и привилегии. Однако Патрик был традиционно невозмутим. Он словно беседовал со случайной знакомой. Ни разу отец не поинтересовался учебой Эрики, ее мечтами и планами на будущее.

Андерс гадал, существуют ли вообще какие-то темы, кроме их компании, которые могли бы его увлечь.

Эрика осталась довольна знакомством.

— Твой отец просто немного зашоренный, — сказала она. — Как и все его поколение. Моего папашу интересуют исключительно налоги на алкоголь да отток клиентов в Данию — они ездят туда на пароме за дешевым спиртным. Мама бредит идеей организации женского такси. Твой предок зациклен на налогах, ценных бумагах, трастах и тому подобном. Это ихобраз жизни. Перестань все драматизировать.

— Но ведь так жить нельзя! — настаивал Андерс.

Эрика пожала плечами.

— Почему же нет. Твой отец так живет, жил и будет жить. Важно тебепонять, чего хочешь ты.

— Уж точно не превратиться в его подобие. Не хочу жить только компанией. Быть зашоренным — так ты сказала?

— Значит, избавляйся от шор. Может, сходим куда-нибудь вечерком, послушаем музыку?

Эрика смотрела на вещи реально. Она совершенно спокойно восприняла необходимость притворяться перед фру Карлссон, что они спят в разных спальнях. Проявление уважения — вот как она это назвала.