Недоумённый контакт

— Капитан, сэр, мне продолжать вызывать пилотов? — Тома, ещё более бледная, чем обычно, безнадёжно крутила ручку приёмника и часто-часто моргала. Глаза у связистки были красные, воспалённые. Слышать гибель своих товарищей в прямом эфире…

— Да. Может, кто-нибудь в последний момент умудрился совершить гиперпрыжок по слепым координатам, и теперь болтается на краю системы, — сам понимаю, как жалко звучит такая отговорка. — И… подготовьте список пилотов. Пусть сейчас у нас нет связи со штабом, но представление к Бронзовому треугольнику они заслужили.

Посмертно.

Минуты текут мучительно медленно. Поиски обломков бесполезны, попытки выйти на связь — тем более, уклониться от лазеров невозможно. И зудит, зудит где-то внутри чувство… беспомощности? Бесполезности? Впустую потраченных жизней? Наверное, все вместе.

— Стимулятор гипердвигателя активирован, — наконец-то пришёл долгожданный доклад.

— Прыжок!

* * *

Враг выглядел нелепым. Каким-то карикатурным. По размерам не больше истребителя, только у него нет ни кабины, ни дюз, ни даже корпуса. Просто пушка с крыльями, управляемая бездушным, механическим разумом.

Мы выпрыгнули на расстоянии примерно сотни километров и немедленно открыли огонь. Впрочем, как открыли, так и прекратили — попасть на таком расстоянии абсолютно невозможно. Для нас невозможно, у Бесстрастных с этим проблем не было. Впрочем, редкие выстрелы (раз в полторы минуты, не меньше) никак не ощущались нашим щитом.

Когда мы начали сближение, оказалось, что и лазер способен маневрировать. Впрочем, этого и следовало ожидать. Я бы удивился, сохраняй он неподвижность. К счастью, лазер не демонстрировал тех абсурдных скоростей, с которыми летали торпеды. Его бы сбил любой истребитель с любым пилотом. Даже новичком, только вчера закончившим Академию.

Вот только истребителей у нас больше не было.

Ещё раз просматриваю список погибших пилотов, выслушиваю доклад связистки и хмуро смотрю в окно. Тома сообщила о начале гипершторма. Совсем забыл, что в наставлениях не рекомендуют пользоваться гиперсвязью поблизости от звезды. Нет, ничего особенно страшного, просто резко усиливается шум помех. Да и в Трансе до других Одарённых едва-едва можно докричаться. И длиться это безобразие может и сутки, и двое — вплоть до недели. В общем, нам от гипершторма ни холодно не жарко. Разве что я приказал связистам прекратить бессмысленные попытки вызвать уцелевших. Хотя Тома до сих пор крутит ручки приёмника, несмотря на гипершторм…

Солнце. Со столь близкого расстояния оно выглядит диким, разъярённым. Странно, когда мы были у Пекла, я и не обращал на него внимания. Тогда всё казалось… иным. Бесстрастные и в самом деле сохраняли бесстрастие, истребители летали на разведку, живой Арнольт нагло игнорировал мои приказы. Тогда мы работали в полигонных условиях. Ответ пришёл позже. Кстати, нас опять обстреливают, и на сей раз — чуть ли не со всех сторон. Щит подзарядился на три четверти процента, а потом регенерация снова оборвалась. И мне никак не удаётся понять, сколько же всего лазеров у этих Бесстрастных. Голову начинает тянуть тупой болью, а разгадка всё так же ускользает от меня. Неужели моя шутка про сто тысяч лазеров близка к правде?

Ничего. Сколько бы их ни было, мы найдём их и уничтожим, один за другим.

Правда, пока что у нас и с "одним" некоторые проблемы. Четверть часа возимся, канониры уже уставать начали, а попасть так и не можем.

— Идём на таран, — отдаю приказ с мрачной решимостью. Так будет быстрее всего.

И почему мне кажется, что я что-то упускаю? Что-то по-настоящему страшное, нет, даже не страшное — чудовищное?

Увы, даже таран не помог! В последний момент лазер успел отвернуть, буквально "чиркнув" по обшивке. Да это просто издевательство какое-то!

— Самый малый ход, — рывком погружаюсь в Транс, глубоко, очень глубоко. Боль в голове начинает пульсировать, но её можно игнорировать, её можно терпеть, — на полрумба левее, на румб выше… Наводчику Аденсу — сдвинуть орудие на две отметки вправо… Огонь!

Платформу Бесстрастных и линейный крейсер вновь связали ниточки ламилазерных выстрелов, но на сей раз ей не посчастливилось проскользнуть между ними. Нет, луч ламилазера прошёл сквозь неё, не заметив хрупкой преграды, снёс, уничтожил, не оставил даже обломков.

Что ж, хорошо. Пусть ценой болезненных жертв, но мы узнали сильные и слабые стороны врага. Бесстрастные обладают невероятной меткостью, но практически не способны причинить нам вред. Нам сложно попасть по роботам, но даже одно-единственное попадание отправляет богопротивные машины туда, где им самое место — в небытие. Им нечего противопоставить залпам главного калибра!

Тягучее, вматывающее душу ожидание сменилось сдержанной радостью. Пусть погибших не вернуть, но воздаяние уже близко. Довольно улыбается Бенгамин, Инга с энтузиазмом возится с переключателями, что-то восторженно обсуждают наблюдатели, да и все остальные взбудоражены пусть мелкой, но значимой победой. Лишь Тома с тем же обречённым старанием пытается выцепить сигналы аварийных маяков.

Что греха таить, даже мои губы начинают расплываться в мрачной усмешке. Да, Бесстрастные застали нас врасплох, нанесли тяжёлые потери, но теперь наш черёд. Один лазер сбит, осталось всего-навсего 1 019 783 521 369.

Сколько-сколько?

Один триллион девятнадцать миллиардов семьсот восемьдесят три миллиона пятьсот двадцать одна тысяча двести девяносто три.

Эй, их же вроде больше было?

Да, точно, теперь их только один триллион девятнадцать миллиардов семьсот восемьдесят три миллиона пятьсот двадцать одна тысяча двести пятьдесят четыре. Почти на сорок штук меньше.

Почему-то следующей мне пришла мысль: "Неудивительно, что у меня начала болеть голова. Такое число осознать непросто".

И лишь затем я осознал само число.

Бенгамин мельком взглянул на моё лицо, и с его губ моментально стёрло улыбку.

— Что случилось?

— Вх… — делаю глубокий вздох, пытаясь прийти в себя, — войди в Транс.

Беру первого помощника за руку и делюсь обретённым числом. Похоже, с выдержкой у меня всё в порядке — Бенгамин не смог удержаться от вскрика. Пусть негромкого, но всё же… Экипаж мостика кидает на нас встревоженные взгляды.

— Предлагаю переименовать Бесстрастных в Неисчислимых, — спустя некоторое время выдавил Бенгамин, — это имя подходит им гораздо лучше..

Молча киваю, соглашаясь. Остальные молчат, лишь Инга спрашивает с неожиданной робостью:

— Их так много, да? Тысяч десять?

— Почти, — киваю в ответ, — немного побольше.

На восемь порядков побольше.

В битве при Айриксе Мятежники выставили примерно двадцать тысяч малых кораблей, с нашей стороны сражалось семь с половиной. Битва серьёзная, значимая — но далеко не самая масштабная в истории. Считается, что самое крупное сражение разыгралось четыре с половиной века назад.