Нефертари. Царица-еретичка

Исет быстро подошла к верховной жрице, и я заметила, что она стала подкрашивать глаза так же, как это делала Хенуттави, темными длинными мазками сурьмы от внешних уголков к вискам.

– Ушел к писцам, – поспешно ответила она.

Хенуттави заколебалась. Подойдя к моей тростниковой циновке, она уставилась на меня сверху вниз.

– Принцесса Нефертари… по-прежнему изучает свои иероглифы?

– Нет. Я изучаю свое ассирийское письмо.

Аша расхохотался, и Хенуттави перевела взгляд на него. Но он был выше остальных мальчишек, и в глазах его светился ум, что нервировало ее и лишало присутствия духа. Она вновь повернулась ко мне:

– Не понимаю, для чего ты даром тратишь время, поскольку в самом лучшем случае ты станешь всего лишь жрицей в каком-нибудь заброшенном храме той же Хатхор.

– Как всегда, рад видеть вас, госпожа. – Наш наставник вернулся с охапкой свитков, которые выложил на низкий столик, когда Хенуттави обернулась к нему.

– А, Пазер. Я как раз советовала принцессе Нефертари быть усердной в учебе. К несчастью, у Исет больше нет для этого времени.

– Какой позор, – отозвался Пазер, глядя на отброшенный Исет папирус. – Почему-то я был уверен, что сегодня она продвинется до трех строчек клинописи.

По рядам учеников прокатился смешок, и Хенуттави поспешила убраться из эдуббы. Исет, как привязанная, последовала за ней.

– Здесь нет ничего смешного, – резко бросил Пазер, и в комнате мгновенно воцарилась тишина. – А теперь будет лучше, если мы все вернемся к переводу. Когда закончите, по очереди подходите ко мне со своим папирусом. После чего можете приступать к работе над вторым письмом императора Муваталлиса.

Я попыталась сосредоточиться, но слезы застилали мне глаза. Я не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, как больно уязвили меня слова Исет, и потому не поднимала глаз, даже когда Баки шепотом обратился ко мне. «Ему нужна помощь, – подумала я. – Но разве он хотя бы взглянет на меня за стенами эдуббы?»

Закончив перевод, я подошла к Пазеру и протянула ему свой папирус.

Он одобрительно улыбнулся.

– Превосходно, как всегда. – Я оглянулась на остальных учеников и спросила себя, а не показалось ли мне, что я вижу неприязнь в их глазах. – Однако я должен предупредить вас насчет следующего письма. В нем содержится весьма нелестный отзыв о вашей тетке.

– Какое мне до этого дело? Я ничуть на нее не похожа, – с вызовом заявила я.

– Я хотел быть уверенным в том, что вы все поняли правильно. Очевидно, писцы забыли убрать эти слова.

– Она была еретичкой, – сказала я, – и какие бы слова ни употребил в ее отношении император, я уверена, что они оправданы.

Вернувшись на свою циновку, я пробежала письмо глазами, высматривая знакомые имена. Нефертити была упомянута в самом низу папируса, как и моя мать, кстати. Затаив дыхание, я принялась читать слова императора Муваталлиса.

«…вы угрожаете нам войной, но наш бог Тешуб оберегает хеттов на протяжении вот уже тысячи лет, в то время как ваши боги были низвергнуты фараоном Эхнатоном. Что заставляет вас думать, будто они простили его ересь? Вполне может статься, что Сехмет, ваша богиня войны, забыла вас и оставила своей милостью. А как насчет Мутноджмет, сестры Нефертити? Ваш народ позволил ей стать царицей, хотя всему Египту известно, что она прислуживала Царю-Еретику в его храме, равно как и в его личных покоях. Неужели вы полагаете, будто ваши боги простили это? Неужели вы отважитесь пойти на нас войной, когда своим богам мы выказывали одно лишь уважение?»

Я подняла глаза на Пазера, и в выражении его лица мне почудились проблески сожаления. Но я никому не позволю жалеть себя. Стиснув в руке тростниковое перо, я стала писать так быстро и твердо, как только могла, а когда слезинка заставила расплыться чернила на моем папирусе, я промокнула ее песком.

* * *

Пока в тот вечер Большой зал заполнялся придворными, мы с Ашей ждали в уголке балкона, шепотом обсуждая то, что произошло сегодня в эдуббе. Заходящее солнце нарисовало вокруг его головы мягкий нимб, а косичка, которую он носил переброшенной через плечо, длиной почти не уступала моей. Я уселась на балюстраду из песчаника и взглянула на него.

– Ты когда-нибудь видел Исет в таком гневе?

– Нет. А еще я никогда не слышал, чтобы она так много говорила, – признался он.

– А ведь она проучилась с нами почти семь лет!

– Она только тем и занимается, что хихикает с девчонками из гарема, которые ждут ее за стенами эдуббы на улице.

– Ей очень не понравилось бы то, что ты сейчас сказал, если бы она узнала об этом, – предостерегла я его.

Но Аша только пожал плечами в ответ:

– Очень похоже, что ей не нравится все на свете. Особенно ты…

– Да что такого я ей сделала? – воскликнула я.

От необходимости отвечать Ашу спасло появление Рамзеса, который ворвался на балкон через двойные двери.

– Вот вы где! – окликнул он нас, и Аша быстро сказал мне:

– Не говори ему ничего насчет Исет. Иначе он подумает, что мы ему завидуем.

Рамзес перевел взгляд с Аши на меня и обратно:

– Куда это вы запропастились?

– Это мы должны спросить у тебя – куда это ты запропастился? – парировал Аша. – После коронации мы вообще тебя не видели.

– И уже начали думать, что больше никогда и не увидим, – добавила я чуточку печальнее, чем намеревалась.

Рамзес обнял меня:

– Я никогда не брошу свою маленькую сестренку одну.

– А как насчет твоего колесничего?

Рамзес тут же разжал объятия и отпустил меня.

– Значит, все уладилось? – воскликнул он, на что Аша самодовольно заявил:

– Всего несколько часов назад. Завтра я начинаю учиться на командира колесничих фараона.

Я возмущенно фыркнула:

– И ты ничего не сказал мне об этом?

– Я ждал случая, чтобы сообщить вам обоим сразу!

Рамзес одобрительно хлопнул Ашу по спине, но я вскричала:

– Значит, теперь в эдуббе с Пазером я останусь совсем одна!

– Перестань, – попытался успокоить меня Рамзес. – Не расстраивайся.

– Почему это? – пожелала узнать я. – Аша идет в армию, а ты женишься на Исет!

Мы с Ашей в упор уставились на Рамзеса, чтобы понять, правда ли это.

– Мой отец собирается объявить об этом нынче вечером. Он полагает, что она станет для меня хорошей женой.

– А что думаешь ты? – спросила я.

– Меня беспокоят ее знания, – признался он. – Вы же сами видели ее в классе Пазера. Но Хенуттави уверена, что я должен назначить ее старшей женой.

– Фараон выбирает старшую жену, только когда ему исполняется восемнадцать лет! – выпалила я.

Рамзес пристально уставился на меня, а я покраснела до корней волос, сожалея о своей несдержанности.

– А это что такое? – пытаясь сменить тему, осведомилась я и показала на украшенные драгоценными каменьями ножны, которые он держал в руках.