Нефритовый трон

— Что вы тут делаете? — спросил капитан.

— Мистер Грэнби поделил нас на вахты, сэр, — доложил Уиллоби, протирая глаза. — На палубу подняться желаете?

Лоуренс протестовал тщетно: молодой портупейщик сопровождал его, как бдительный сторожевой пес. Отчаянный, завидев их, сел, привлек Лоуренса к себе и взял в кольцо. Авиаторы стояли вокруг плотными рядами: все говорило о том, что Грэнби недолго хранил секрет.

— Ты сильно ранен? — Отчаянный тыкал его носом, высунув в помощь осмотру язык.

— Со мной все хорошо, уверяю тебя — только рука ушиблена. — Лоуренс ласково отпихивал его, радуясь в то же время, что бунтарь успокоился.

Грэнби пролез к нему, не обращая никакого внимания на холодный взор капитана.

— Ну вот, у нас теперь свои вахты. Вы ведь не думаете, что он принял вас за кого-то другого, нет?

— Нет, — признал Лоуренс и неохотно добавил: — Скажу вам больше: это была не первая попытка с его стороны. Тогда я ничего такого не думал, но теперь почти уверен, что после новогоднего ужина он хотел скинуть меня в носовой люк.

Отчаянный тихо заворчал и едва удержался, чтобы не пройтись когтями по палубе, где после шторма уже остались глубокие борозды.

— Так ему и надо! Надеюсь, что его сожрали акулы.

— А я вот не слишком рад, что он утонул, — возразил Грэнби. — Поди теперь разберись, с какой стати он это делал.

— Личные причины следует исключить, — сказал Лоуренс. — Я ему и десяти слов не сказал — а сказал бы, так он бы не понял. Должно быть, он спятил, — добавил капитан без особого убеждения.

— Спятил дважды, причем вторично в самый разгар тайфуна, — отмахнулся от его версии Грэнби. — Мне сдается, что он попросту выполнял чей-то приказ, а это прямо указывает на принца или кого-то из прочих послов; и лучше нам побыстрей выяснить, кто это был, пока он не попытался еще раз.

Отчаянный горячо поддержал его, а Лоуренс испустил тяжкий вздох.

— Пригласим Хэммонда ко мне в каюту и все расскажем ему. Возможно, он догадается, какой мотив ими движет, да и допросить мы никого не сумеем без его помощи.

Хэммонд выслушал рассказ с нарастающей тревогой и вместо догадок высказал следующее:

— Вы всерьез предлагаете допросить брата китайского императора и его приближенных, как шайку обыкновенных преступников? Обвинить их в покушении на убийство? Потребовать у них алиби и доказательств их невиновности? Лучше уж сразу сунуть факел в пороховой погреб — нашей миссии так и так конец, а на дне морском ссор не бывает.

— А вы что предложите? Сидеть и улыбаться им, пока они не ухлопают наконец Лоуренса? — рассердился в свою очередь Грэнби. — Вас-то, думаю, это как раз устроит; противников выдачи Отчаянного станет на одного меньше, а на воздушный корпус вам наплевать.

Хэммонд резко обернулся к нему:

— Я прежде всего забочусь о государстве, а не об отдельных людях или драконах — как поступали бы и вы, будь у вас хоть малейшее чувство долга…

— Довольно, джентльмены, — пресек перебранку Лоуренс. — Первый наш долг — добиться прочного мира с Китаем, а первая надежда — сделать это, не лишившись Отчаянного. Споры по обоим этим вопросам недопустимы.

— В таком случае задуманное вами дознание не поможет ни надежде, ни долгу, — отрезал Хэммонд. — Что вы намерены делать, даже если какие-то улики найдутся? Заковать принца Юнсина в кандалы? — Он помолчал и уже спокойнее продолжил: — Не вижу никаких причин, по которым Фен Ли не мог бы действовать в одиночку. Вы говорите, что первое нападение случилось в новогоднюю ночь: должно быть, вы чем-то обидели его, сами того не ведая. Возможно, он был фанатиком и не мог стерпеть, что Отчаянный достался вам, — или просто безумцем. Возможно и то, что вы ошибаетесь. Это представляется мне наиболее вероятным, ведь обстоятельства в обоих случаях могли кого угодно сбить с толку. На празднике все крепко выпили, а в шторм…

— Бога ради, — бесцеремонно перебил его Грэнби, — объясните нам заодно, зачем Фен Ли при таких обстоятельствах толкал Лоуренса в люк и бил его ломом по голове.

— Если ваши предположения хоть в чем-то верны, — заговорил онемевший на время Лоуренс, — то дознание как раз и откроет правду. Ни безумие, ни фанатизм Фен Ли не укрылись бы от его соотечественников — а если я невольно его оскорбил, он наверняка сказал кому-то об этом.

— Устанавливая это, вы неизбежно заденете честь члена императорской семьи — особы, от которой зависит наш успех или провал в Пекине. Я не дам согласия на подобные розыски — более того, я решительно их запрещаю. Если же вы все-таки предпримете такую попытку, я всеми силами постараюсь убедить капитана корабля, что долг перед королем обязывает его взять вас под стражу.

Этими словами Хэммонд дал им понять, что для него лично дело закрыто.

— В жизни так не хотел расквасить кому-то нос, — сказал Грэнби, излишне громко закрыв за ним дверь. — Слушайте, Лоуренс, у нас ведь есть переводчик: Отчаянный. Надо будет только приводить китайцев к нему.

Лоуренс, чувствуя, что он сейчас слишком взбудоражен и не способен рассуждать здраво, налил портвейна себе и Грэнби. Они вышли с бокалами на корму и сели там, глядя на океан. Волна уменьшилась до пяти футов.

— Нет, Джон, тут надо подумать как следует. Не могу сказать, что речи Хэммонда мне по душе, но в общем и целом он прав. Если это расследование действительно оскорбит императорскую семью, а доказательства так и не будут найдены…

— …то мы можем проститься с надеждой оставить себе Отчаянного, — угрюмо завершил Грэнби. — Придется нам, видно, умолкнуть — но будь я проклят, если мне это нравится!

Отчаянный высказался еще решительнее:

— Ну и что же, что нет доказательств? Не стану я дожидаться, пока он тебя убьет. Убью его самого, когда он выйдет на палубу — и дело с концом.

— Что ты такое говоришь! — поразился Лоуренс.

— Правду, вот что. Он, может, больше сюда и не выйдет, — задумчиво продолжал Отчаянный, — но я могу разбить кормовые окна и достать его из каюты. Еще можно бомбу бросить в него.

— Прекрати, — сказал Лоуренс. — Будь даже у нас доказательства, нам немедленно объявили бы за это войну.

— Его, значит, нельзя убивать, а ему можно? Почему он не боится, что мы ему объявим войну?

— Без веских доказательств правительство на такой шаг не пойдет. — Про себя Лоуренс был уверен, что правительство не пойдет на такой шаг и при наличии оных, но надо же было как-то урезонить Отчаянного.

— Так ведь нам не дают эти доказательства получить. И убить его мне не дают, и мы должны быть вежливы с ними со всеми — потому что правительство так решило. Надоело мне оно, это правительство! Я его и в глаза не видел, а оно всегда велит делать то, что мне неприятно.

— Оставим лучше политику в стороне. Мы не можем быть уверены, что принц Юнсин как-то причастен к этому делу, — сказал Лоуренс. — Есть множество вопросов, на которые трудно найти ответ. Прежде всего, зачем принцу желать моей смерти? Допустим даже, что у него есть причина — почему он тогда подослал ко мне слугу, а не одного из солдат? В конце концов, у Фен Ли мог быть свой мотив, о котором мы ничего не знаем. Нельзя убивать людей на основе одних только подозрений, без всяких улик — иначе мы сами станем убийцами. Тебя бы после этого замучила совесть, поверь мне.