Негритюд в багровых тонах

Все обычные человеческие желания в этот момент исчезли, каждый из воинов думал только о том, как поскорее поднести снаряд, а наводчик, как лучше прицелиться и попасть во врага. Все мысли о еде, воде и развлечениях испарились из их мозга. Все животные желания также прекратили о себе напоминать, подавленные одним чувством, желанием воевать и победить.

Только здесь и сейчас каждый из них сознавал, для чего природа создала человека. Она создала его для войны, для того, чтобы убивать, не давая жить другим. И сейчас они реализовывали это, свою жажду убийства, свою жажду победы, не щадя ни свои, ни чужие жизни, не чувствуя ничего, кроме этого стремления.

Пять тысяч гуркхов, собранных в один корпус, пробирались в обход основных позиций, надеясь одним фланговым ударом уничтожить войска катикиро, а потом, завершить разгром оставшегося в одиночестве со своим войском раса Алулы.

Никто из них нисколько не сомневался в удачном исходе этого плана. Они были лучшие! Они не просто были лучшие, они были лучшие из лучших, мужественные сыны народов Непала, зарабатывающие себе на жизнь войной. Каждый из них был в меру жесток и в меру кровожаден.

Никого из них не учили жалеть врага, наоборот, родившись среди исполинских гор Гималаев, они научились философски смотреть на мир, не забывая при этом защищать себя. Нищие горы не могли прокормить их и, чтобы выжить, гуркхи нанимались в солдаты экспедиционных британских войск, верой и правдой служа английской королеве.

Сейчас наступал миг их торжества. Забравшись гораздо выше позиций, занимаемых воинами катикиро, и никого там не обнаружив, они упали, как горный орёл, на беззащитные перед ними и сгрудившиеся внизу, для отражения атаки сипаев, войска Кабареги, напоминающие сейчас стадо овец.

К чести воинов Кабареги, никто не дрогнул. Заметив нового врага, катикиро развернул своих, оставшихся в резерве, воинов и встретил гуркхов частым ружейным огнём. Рас Алула Куби, заслышав неожиданные выстрелы, справа от себя, там, где отбивались войска катикиро, сразу осознал возникшую опасность.

Потеря союзника грозила сокрушительным поражением, которое он не мог допустить. Выпрямившись во весь свой рост, он стал отдавать необходимые приказы. Почувствовав его решительность, воины ощутили всю торжественность этого момента. Каждый из них осознал, что наступил тот час, от которого зависит судьба всего сражения и жизнь каждого из них.

Лицо раса стало строже и бледнее, он отрывисто отдал команду, а потом, молитвенно сложив руки перед собою, запел на амхарском языке псалом. Его подхватили многие воины, обратив своё лицо к солнцу, этому чуду, дарующему жизнь всему живому на земле.

Воины, не имевшие чести быть амхарцами, тоже запели на своих языках боевые гимны, отдавая богу войны свои жизни и свои души, даруя ему себя, в обмен на победу. Громкое песнопение на миг приостановило битву. Даже само солнце, казалось, осветило своим благостным светом воинов, идущих на смерть, просящих только одного — победы!

Взревели длинные трубы, провозглашая сигнал атаки.

— Аааааа, — пролетело над притихшими людьми.

Амхара! Тиграй! Банда! Мамба! Мамбаааа… Мамбаааа! — прокатилось от одного склона горы к другому.

— Мамбаааа…, ревели молодые и суровые воины, Мамбаааа…, ревели те, кто только вступил в войско, и те, кто прошёл с Мамбой от одной, никому не известной убогой деревеньки, выросшей в город Баграм, до Буганды.

— Мамба… ревели те, кто верил в победу!

— Мамба… ревели и те, кто в победу не верил, но они ревели и бежали вперёд, пристёгивая на ходу к своим винтовкам штыки, делая последний выстрел в наступлении. Штыковая атака, это то, чему их научили русские и сам Мамба, это то, что ломало все боевые порядки тех, кто попадался на их пути. То, чему они научились лучше всего.

Почти всё войско раса сейчас бежало по склону, изредка стреляя в наступавших снизу сипаев. У каждого сзади болтался широкий тесак, заменявший воину и нож, и лопатку, и саблю. Атака разогнавшихся со склона воинов была устрашающе ужасна. Не обращая внимания на потери, они бежали вперёд, практически не стреляя, подавляя врага своей верой и бесстрашием.

Не снижая бешеной скорости, они вломились в наступающие порядки, и пошли в рукопашную, орудуя штыками, стреляя в упор из винтовок и рубясь своими тесаками. Сипаи не были настолько мотивированными, сражаясь за своих хозяев. Многие из них проклинали Африку, страдая от множества болезней, которые подхватили здесь, из-за резкой смены часовых поясов, климата, который был и схож с индийским и, в то же время, отличался.

Не было у них причин сражаться насмерть, и они побежали обратно, не выдержав самоубийственной атаки мамбовцев. Английские пулемётчики, которыми были, в основном, белые капралы, не смогли остановить контрнаступление. Их расстреливали и кололи, убивая на месте.

Мамбовцы рвались вперёд, не считаясь с потерями, охваченные одним общим порывом, и несли с собою разгром английских войск, смешавшись вместе с бежавшими сипаями. Английская артиллерия пыталась огнём прямой наводкой остановить наступление, но, наученные Мамбой, воины разбегались в стороны, перемещаясь редкими цепями, а то и перебежками, стремительно сокращая расстояние между ними и орудиями.

В перебежках они старались расстрелять орудийную прислугу, а также пулемётные расчёты, периодически залегая там, где не могли взять позиции сходу. Но сражение было ещё в полном разгаре. Чаша весов победы качалась из стороны в сторону, не успевая за быстро меняющимися событиями и мельчайшими изменениями, определяющими расклад битвы.

В это время, гуркхи уверенно теснили воинов катикиро, даже, несмотря на то, что воины раса обратили в бегство сипаев, изрядно облегчив жизнь катикиро.

Гуркхи были профессиональными воинами, а не наспех собранным ополчением. Науку побеждать им преподавали лучшие английские офицеры, а терпеть тяготы и лишения военной службы их учили с детства. Это были отличные стрелки, прославившиеся своей меткостью, прекрасно разбирающиеся в огнестрельном оружии, относящиеся к нему с должным трепетом, в отличие от большинства негров.

Это, естественно, сказалось и на ходе сражения. В результате большей подготовки и организации, гуркхи, постепенно выбивали ружейным огнём воинов катикиро, редко вступая в рукопашные схватки, постепенно оттесняя их, прочь от почти победивших сотен раса Алулы. Наконец, это им полностью удалось, и, оставив меньшую часть солдат для прикрытия тыла, они бросились на фланг войска раса.

Казалось, положение было катастрофическим, но его спас рас Алула, так до конца и не доверявший катикиро. Он не мог, конечно, предвидеть фланговую атаку гуркхов, но, по наитию, смог подстраховаться от неё и от предательства катикиро самым кардинальным способом, что и сказалось на итоге всей битвы.

И в самый разгар атаки, по рядам разогнавшихся гуркхов ударили три, спрятанные между скал, пулемёта. Пули железным дождём обрушились на атакующих, опрокидывая их наземь и впиваясь в тела свинцовыми смертельными пчёлами.

Люди падали, прятались, стреляли в ответ. Но, огонь в упор сминал их тела, поражая насмерть. Немногие смогли продолжить атаку, никто так и не смог добежать до пулемётов. Гуркхи залегли. Защёлкали винтовочные выстрелы, стремясь попасть в пулемётчиков.

Те, в ответ, продолжали стрелять, щедро полосуя очередями каменистую землю и обдавая пылью залёгших солдат. Атака захлебнулась, но и воины раса и катикиро не могли победить гуркхов. Трещали со всех сторон сухие винтовочные выстрелы, выбивая солдат с обеих сторон. Полосовали землю пулемётные выстрелы, гремели разрывы снарядов. Чаща весов победы, наклонившись в сторону войск раса Алулы, снова вернулась в исходное положение, непрерывно качаясь и отмеривая мгновения беды или победы.