Негритюд в багровых тонах

Поставив чашу на землю, старик стал колдовать над ней, наливая варево из котелка, подбрасывая туда разные порошки и кусочки неведомо чего, самого разного вида, но, в основном, сморщенного.

Мне в них виделись самые разнообразные вещи, вплоть, до не очень хороших частей, и отнюдь, не животных. Но, наверняка это определить было нельзя, и я молча наблюдал за действиями старика. Моя интуиция молчала, будто сбежала в ужасе перед происходящим. А мне было интересно.

В том, что это был унган, я нисколько не сомневался. Мало того, это был великий унган, которому никто из тех, кого я уже видел, и в подмётки не годился, и я очень сильно подозревал, что и я годился ему, разве что, в подмастерья.

Закончив священнодействовать над чашей, старик рассёк ножом левое запястье. Неохотно из его вен выступила кровь и начала сползать по руке вниз. Старческая кровь была густая, словно масло. Сползая по иссохшей от старости руке, она медленно стекала в чашу. Капли крови, попадая в отвар, кружили по кругу, создавая своей консистенцией мини-водоворот.

Это было похоже на химическую реакцию, правда, с непредсказуемыми последствиями. Жидкость, находящаяся в чаше, под воздействием крови старика, а может быть, и самой чаши, начала бурлить и вращаться по часовой стрелке. Подождав, пока она успокоится, старик вылил содержимое чаши в котёл.

Варево в котле перестало парить, и вобрав в себя новую жидкость, вскипело. Выплеснув чёрную пену, и не сильно забурлив, жидкость стала клубиться, а сам пар принял отчётливый по окраске, тёмный цвет.

Старик запустил в котёл чашу и, набрав кипящей жидкости, протянул её мне.

— «Пей», — сказал он. В этом твоё будущее, и будущее всего, чего коснётся твоя рука. Не знаю, почему, но я ему верил. Взяв в руку чашу, я с удивлением обнаружил, что у неё яркое, чистое, белое дно. А сама чаша не железная, как я сначала подумал, а серебряная, да к тому же, покрыта искусной резьбой и сценами из… Дальше мне не дал додумать старик.

— Пей, — одёрнул он меня криком. И я выпил… Вовнутрь провалилась холодная, обжигающая морозом, жидкость. Все предметы резко обрели свою чёткость, и я тоже стал видеть невидимое. «Invisibilis — visibilis».

За стариком находились не две тени, как у меня за спиной, а четыре. Все они были разными, и можно сказать, намного ужаснее. За моей спиной стоял всего лишь древний воин и, ещё более древний, змей.

А у него за спиной возвышались трёхглавый дракон, существо с человеческим телом и головой орла, саламандра, или варан, я не сильно разбираюсь в мифологии и видах животных; кроме них, была ещё большая, больше всех остальных, тень такого, чему я не смог подобрать название. Проще это было обозвать протожизнью, возможно, изначально так и было. А может, это было…, в общем, не знаю, и знать не хочу.

— Возьми, — и старик протянул мне нож, — режь себе руку и собирай кровь в чашу, как сделал я, — напутствовал он меня.

Нисколько не сомневаясь, я приложил острое лезвие к левому запястью и чиркнул по нему. Брызнула артериальная кровь. В отличие от крови старика, бывшей, видимо, венозной, а возможно, просто старой, моя потекла, как забродившее вино, пенясь, и стала литься прямо в подставленную чашу.

Наполнив её на четверть, я, зажав большим пальцем порез, выплеснул содержимое чаши в котёл. Странно, но тёмная вода в котле, окутанная, не менее тёмным, чем вода, паром, сразу ощутимо побелела. Слегка побурлив, она стала бесцветной, приобретя нереальную прозрачность. Тёмный пар пропал, уступив место сначала белому, а потом, и вообще исчез, слабо побурлив напоследок.

Огонь в очаге к этому времени, практически, угас, а за стенами хижины сгустилась опустившаяся ночь. Никто не смел переступать порог хижины унгана. Не делали этого жители деревни, не стали делать и мои воины, а Саид, как обычно, куда-то пропал.

Старик зачерпнул чашей жидкость из котелка и выпил. Его глаза закатились, на губах выступила пена, а по вискам и лицу побежал обильно выступивший пот. Всё его тело затрясло, как в лихорадке. Он захрипел, силясь что-то сказать мне, но я и так уже догадался, что наступила моя очередь пить колдовской отвар.

Я не боялся, нет, я чувствовал, что это питьё не принесёт мне вреда, скорее, наоборот. Но, последствия его применения были неочевидны и неоднозначны. Отбросив все сомнения, я зачерпнул чашей прозрачной жидкости из котелка и опрокинул её в рот. Обжигающе ледяное варево провалилось в пищевод, сменившись волной горячечного бреда.

Сознание закрутилось, и мир поменялся местами. Я стоял в одиночестве, на небольшой поляне. Рядом, устало прислонившись к стволу дерева, сидел старик. А впереди, на небольшой каменистой площадке, стояли напротив друг друга, бывшие до этого бесплотными, а сейчас, обретя плоть и мощь, наши тени. Все шестеро.

— Вот мы и вштретились, — прошепелявил змееголовый.

— Странного союзника ты выбрал, Сет, — ответил ему трёхголовый.

— Какой есть, зато, не предаст, как ты! — обвиняюще проговорил Сет, ткнув дракона.

Трёхголовый лишь рассмеялся.

— Так ты решил померяться силой со мной, и отомстить за события, прошедшие сто тысяч лет назад?

Сет не ответил, а достал из складок своего тела два длинных кинжала. Молчаливый римский воин шагнул следом, выдернув из старых ножен свой гладиус. За его спиной торчало в перевязи ещё два пилума, и одно древко без лезвия.

— «Ра», ты не поможешь мне? — обратился дракон к птицеголовому.

— Это не моя война…, я воздержусь, Нидхёгг! — и верховный древнеегипетский бог отошёл в сторону.

— Симаргл, — обратился дракон к саламандре, но та, внезапно, обернувшись крылатым псом, отлетела к богу Ра, ничего, при этом, не ответив, только кратко полыхнув огнём. Всё и так было понятно.

К дракону, внезапно, подкатилось, поползло «Великое нечто», показав, что оно готово сражаться на его стороне. Про себя я его окрестил «кракеном». Трёхголовый изрядно повеселел, и его центральная голова произнесла, очевидно, глумясь:

— Ну что, начали?

Кракен стал разрастаться больше и больше, стремясь захватить всю площадку. Судя по его размерам, у Сета с римлянином не было шансов победить, даже его одного. Довольная трёхголовая морда дракона только подтверждала эти мысли.

Но, римлянин совершил неожиданный ход. Шагнув, внезапно для всех, ко мне, он протянул свою жёсткую мозолистую руку и произнёс:

— У тебя копьё Гая Кассия Лонгина, дай мне его.

И я сразу понял, о чём он. Так это был не кинжал, а… и по моему телу, холодом, пронеслось знание. Это «копьё Лонгина». Не думая, я вытащил из ножен кинжал и протянул рукояткой вперёд суровому римлянину.

— Нечестно, нечестно, нечестно, — заверещали все три головы дракона.

Но римлянин их не слушал. Быстро вытащив из перевязи древко копья, он наскоро прикрутил кожаным ремнём крест — накрест к нему кинжал, намертво зафиксировав. Затем, одним слитным движением вскочил на ноги и, сделав три быстрых шага навстречу огромному клубку «Великого нечто», с силой швырнул копьё судьбы прямо в центр этого скопления неизвестной материи.

Копьё впилось в клубок. Дикий ультразвуковой свист ворвался в уши всех присутствующих. Казалось, этот звук транслировался сразу в мозг, буквально, раздирая его на части и терзая слуховые рецепторы.