Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Диски не нажимайте, – предупредил Андрей. – Переброс у нас сегодня не индивидуальный.

– Почему? – меланхолично поинтересовался Сергей.

– Джип – не диван, – объяснил Андрей. – Если он у нас перенесется по частям, не соберем потом.

Он завел машину под большой металлический колпак на территории гаражей Института, откуда уже радостно скалили зубы Митя и Иван.

– Привет, – сказал Митя. – А мы тебе зимние шины поставили.

– Вот спасибо, – уныло сказал Сергей. У него привычно закружилась голова, все поплыло перед глазами – но всего лишь на долю секунды.

– М-да, – услышал он смущенный голос Андрея, – не очень удачно.

Пятьдесят третий был погружен в черную зимнюю темноту. Джип, как и планировалось, стоял перед воротами дома, чтобы его никто не смог заметить в десять часов вечера, – Средневолжск в это время замирал, и все законопослушные граждане сидели дома. Однако их машина оказалась не единственной. У ворот, чуть поодаль, стоял черный воронок – зловещая тупорылая машина НКВД.

– Запросто могли прямо внутри них материализоваться, – проворчал Андрей, сокрушаясь, что он не посмотрел на монитор перед отбытием.

Через двор, по направлению к воротам, шли люди в военной форме. Что-то было не так. На крыльце стояли жильцы дома, которые тревожно жались друг к другу. Среди военных, торопливо шедших к воротам, была женщина, которая явно шла не по своей воле. Она без конца оглядывалась, замедляла шаг, но ее твердой рукой направлял военный, следовавший за ней вплотную.

Из черного воронка высунулся водитель.

– Вы как здесь оказались? – требовательно спросил он Андрея, открывшего дверцу.

– Странный вопрос, – пожал тот плечами.

– Вас же только что тут не было, – не унимался водитель. – Я даже шума мотора не слышал. – Он высунулся еще дальше из машины и включил фары. – Вон, – добавил он, – даже следов от колес нету. – Он озадаченно посмотрел на Андрея.

Сергей вышел из машины и неслышными шагами обошел ее сзади.

– Рука Москвы! – наклонился он к водителю. Тот испуганно отпрянул и замолк.

Ворота отворились, и оттуда вывели Зою Сергеевну Трофимову – бдительную соседку, настучавшую в свое время на Сергея. Почувствовав, что ворота за ней закрываются и рвется ниточка, связывающая ее с домом, она попыталась сделать шаг назад.

– Здесь какая-то ошибка, – закричала она. – Я сама всегда проявляла бдительность… Вы не можете!

– Не агитируй, – грубо толкнул ее в спину военный.

Сергею стало ее жаль.

– Вы там потише толкайте, – сказал он. – Еще неизвестно, кого следующего туда затолкают.

– Что-о-о? – взревел военный. Сергей в упор посмотрел ему в глаза. Первым отвел взгляд военный, слегка смутившись.

– Я выполняю приказ, – уже тише сказал он.

– Вот и выполняйте, – так же тихо ответил Сергей. – А толкать приказа не было.

Зоя Трофимовна жалко посмотрела на соседа и покорно села в машину. Военные прыгнули следом так лихо, будто везли невесть какого международного террориста, а не обычную провинциальную мещанку.

– Так, – деловито сказал Андрей. – Ты тут не раскисай давай. Это бы и без тебя все происходило, а ты здесь – всего лишь наблюдатель.

– Я не могу понять, – потрясенно сказал Сергей. – Я столько поводов давал, и меня ничего… А она так изъявляла свою преданность, и ее…

– Ты еще скажи, что на ее месте должен был быть ты! – насмешливо сказал Андрей.

– Но ведь и правда я, – удивился Сергей.

Андрей только махнул рукой.

– Отъедь на полметра, – попросил он.

Сергей, ничему не удивляясь, отвел машину на полметра вперед. Андрей наклонился, вынул из-под снега маленькую черную коробочку и сунул ее в карман.

– Я пошел домой, – сообщил он. – Вы тут сами машину во двор закатывайте. Да, вот еще! – он сунул Сергею в руку маленькую бумажку.

– Что это? Права? – Сергей удивился. – У меня же есть.

Андрей молча покрутил пальцем у виска.

– Ах да, – сообразил Сергей. – Год не тот.

– Маленько не тот, – язвительно сказал Андрей. – Завтра долго не спите. Не на отдыхе!

– У меня завтра свободный день! – возмутился Сергей.

– Сельсоветы открываются в восемь, – невозмутимо ответил Андрей и исчез.

Колхоз имени Ильича уныло чернел покосившимися бревенчатыми стенами. Посередине деревни находилось нечто неопрятно-хозяйственное – огромные весы под навесом, на которые, наверное, въезжали груженые машины, грязный транспортер, сарай непонятного назначения и рядом – еще один сарай, служивший гаражом для смешных маленьких тупоносеньких тракторов. Посреди всего этого лежали покореженные проржавевшие части каких-то механизмов.

Венчала все это зрелище тощая облезлая рыжая собака, взгляд которой был исполнен обиды на мир, которому не помешало бы иметь немного больше сосисок.

– Апокалипсис! – пробормотал Сергей, в ужасе глядя на пейзаж. – Вот это вот… вот это... – ткнул он в пространство дрожащим от негодования указательным пальцем, – кошмар!..

– Ну, Сережа, – успокаивающе сказала Катя. – Ты, по-моему, слишком вошел в роль. У тебя другая миссия.

– Хочу другие декорации для своей миссии, – капризно заявил он.

Поехали по домам. Деревня казалась пустой, даже дым из труб не шел.

– Наверное, у них время обеда еще не настало, а завтрака уже прошло, – предположила Катя.

Все объяснялось проще. Жители деревни натопили избы с утра, и в горячих еще печах поддерживалась в теплом состоянии нехитрая еда.

Постучали в крайний дом. В окне колыхнулась занавеска, и в нее высунулась старушечья физиономия, обвязанная клетчатым шерстяным платком с длинной бахромой, которая нелепо свисала из-за ушей. Физиономия неподвижно рассматривала диковинную машину и яркую парочку, одетую так, как человек вообще одеваться не может. То, что им нужна сама хозяйка этой физиономии, она даже предположить не могла. Поэтому некоторое время она задумчиво смотрела на Сергея с Катюшей, которые подскакивали перед воротами, размахивали руками, орали и всячески изображали из себя идиотов, побуждая меланхоличную бабулю впустить их в дом.

Наконец, внемля громкому клаксону, в окно выглянул мужичок, увидел машину, отпрянул от окна, потом снова выглянул и рысцой помчался открывать покосившуюся калитку.

Сергей еще немного попрыгал по инерции, включил скрытую камеру и вошел в дом. Снаружи он выглядел гораздо лучше, чем внутри. У окна стояла узкая железная кровать, под ней разложен лук, и на вбитых в стенку гвоздях висело тряпье, претендующее на громкое звание одежды. И грубый самодельный стол. И все. Ни стула, ни традиционного шифоньера или серванта. Только прибитая к стене доска, она же лавка.