Неизданные архивы статского советника

И он, сам не замечая, начинает вести в их странной игре, рассказывая ей внезапно детские истории, как маленьким мальчиком собирал гербарии в имении деда по матери.

Догуляли до геологии, и здесь он окончательно воодушевился ее вниманием и прочитал целую лекцию о почвах и минералах. Эти знания порой помогали при расследованиях, но даже в суде его не слушали так, полураскрыв рот и только успевая переводить взгляд от одного камушка к другому. Поэтому он рассказывал, рассказывал, рассказывал… В юности были, конечно, дикие мечты о науке, но служба государева любые крылья обломает. Так что сейчас ему снова семнадцать и он говорит о любимой теме.

* * *

В одном из залов раздался мелодичный звон и Тюхтяев с ужасом понял, что гуляют по музею они уже пять с лишним часов и спутница наверняка давно уже заскучала, и лишь вежливость не дает ей продемонстрировать эмоции.

— Простите, я немного увлекся. — прервал он сравнительный анализ полевых шпатов.

— Нет-нет. — Она все еще рассматривала камни. — Если бы мне в детстве встретился такой учитель географии, совсем другую бы жизнь прожила.

Женщина-геолог? Что за глупость?! Но она так же задумчиво продолжила.

— Разве что просто так собирать камни — не очень увлекательно. Но ведь из них можно сделать что-то этакое, монументальное… — и тут стало ясно, как появились все эти безумные проекты от конкурсов в купеческой лавке до дикого проекта дома. — Можно же собрать все-все, что залегает у нас в стране в большую карту Империи. Красиво получится и величественно.

А отчего бы и нет? Он достал записную книжку.

— Есть у меня знакомец один, он точно заинтересуется Вашей идеей.

И прямо из Кунсткамеры отправил записочку горному инженеру Зданкевичу, должок которого лет за десять оброс хорошими процентами.

Он проводил свою прелестную спутницу на набережную Фонтанки, где та, наконец, вышла из состояния погруженности в свои мысли, критично уставилась на него и с внезапной теплотой произнесла.

— Вы меня поразили, Михаил Борисович. Это такая редкость — увидеть столь увлеченного человека. — пошевелила пальчиками, пытаясь изобразить какую-то сложную фигуру. — Я буду очень рада видеть Вас чаще. Приходите завтра к обеду. Евдокия обещала что-то очень вкусное.

И скрылась в своем странном доме.

* * *

В качестве сувенира к обеду статский советник прихватил начальника Среднесибирской геологической партии, который так кстати заехал в столицу между постоянными разъездами.

— Позвольте представить Вам, Ксения Александровна, Зданкевича, Карла Ивановича. Горный инженер, мой давний знакомец. — Тюхтяев представил юной графине яркого, похожего на итальянца или испанца белоруса, в чьих жилах неведомо откуда затесалась толика горячей крови, позволившей выбиться в люди из заштатного Люцина. Не сорвись в правдоискательство в восемьдесят шестом, так бы и остался предметом зависти рыжего надворного советника. Но вышло иначе, зато Тюхтяев и дело хорошее сделал, и в любимой среде знакомства завел, так что порой просто поговорить можно.

Ксения поедала глазами прибывшего. Тот вроде бы женат, и не стоит его смущать таким вниманием.

— А эта, Карл Иванович, удивительная женщина — графиня Ксения Александровна Татищева. — Разносторонних интересов и широких взглядов особа. Ксения Александровна предложила чудесную идею, которую тебе, мой дорогой, точно захочется воплотить.

Слово за слово и Зданкевич уже что-то набрасывает на листке, а Ксения добавляет прямо поверх его рисунка. Великого и ужасного инквизитора оба забыли.

Заглянув в Климов переулок на следующий день, Тюхтяев издалека увидел сразу полдюжины черно-зеленых с голубым мундиров. Те гомонили, выгружали букеты, коробки какие-то, шутили. Были жарки и энергичны, словно молодые жеребята. Так и велел кучеру не останавливаться.

Пара дней прошла и получил первую записку от нее с приглашением на обед.

— Вы совсем забыли меня. — сама в азарте, показала уже все свои богатства, стопками заполняющие псевдомузыкальную комнату, восхищенно перечисляла всех, с кем познакомилась за неделю. А ведь это первые ее настоящие знакомства — после провинции, траура и тех незадачливых иностранцев. Радуется, как дебютантка.

— Ксения Александровна, я же в столице некоторым образом по делам. — вспомнил на свою голову.

— О, точно! И как успехи в Ваших хлопотах? — она тут же переключилась на что-то еще после не очень искреннего убеждения, что блестяще.

Это первая его ложь для нее. Не лукавство, а откровенное вранье: дела шли из рук вон плохо. То есть поручение он выполнил, бумаги отвез и даже дожил до их подписания, но вот остальное…

Только этим утром его пригласили в неприметный кабинетик и сделали предложение, от которого очень неудобно отказываться, и которое некоторым образом поставило крест как на три десятилетия лелеемой карьере, так и на невнятном сватовстве.

— Ксения Александровна, я тут уехать должен буду. Возможно, далеко и надолго. — он все еще не мог придумать, как закончить этот разговор, чтобы донести до ее беспечного сознания грядущие проблемы.

— Надеюсь не в Сибирь? — лукаво произнесла она.

Это ж надо, ко всему еще и догадлива чересчур.

— Всегда восхищался Вашей проницательностью. — остается только улыбаться.

Зато с нее веселье как слетело. Мгновенно стала серьезной, участливо протянула к нему руки. Не стоит сейчас ее трогать, себе одно расстройство и ей тоже никакой радости.

— Мне должность предложили. Томского полицмейстера. — звучит-то как! Лет двадцать назад бы радовался немыслимо.

— В гости позовете? — и голос-то шутливый, а взгляд куда умнее, чем обычно демонстрирует. Ох, не проста графиня Татищева, совсем не проста.

Мелькнуло эгоистичное желание забрать ее с собой. Вот такой трофей со столичной охоты. Но кто же согласится из такого дома, из комфорта петербургской жизни с балами, вечерами, магазинами, театрами оказаться в краю суровой погоды и безысходной тоски? Да и он сам не декабрист, чтобы на такое претендовать.

— Вы уж не скучайте. И пореже влезайте во всякое. — в последний раз дотронулся до ее руки, понимая, что именно это прикосновение и будет помнить потом долгие холодные годы.

— Михаил Борисович, спасибо Вам за это приключение. — она улыбнулась каким-то своим мыслям.

— Вам полезно чем-то увлекаться. И минералы — они побезопаснее дипломатов.

Кто бы подумал, что так загорится. Сама на топаз похожа: абсолютно невзрачный в породе, зато после огранки приобретает немыслимую глубину. И крепкий, почти как бриллиант. Он ей кольцо с этим камнем купил еще в Москве, но так и не решился вручить. Теперь-то уже и незачем.