Неизданные архивы статского советника

— Вы… — она замолчала, а потом без всякой иронии и светской изысканности продолжила. — Берегите себя. И помните, что все наладится, а в этом доме Вам всегда рады.

Уже на пороге порывисто обняла его, обдав лёгким ароматом духов, юного тела, любимого шоколада. Он коснулся ее лопаток, впервые так близко рассмотрев сияющие глаза. Теплые мягкие губы коснулись щеки.

— Возвращайтесь. — был ли этот шепот, или просто хотелось его услышать, вот и придумал?

* * *

До высылки оставалось несколько дней, и пусть самое тягостное дело он закончил, приходилось спешить, дабы успеть все. Составить распоряжения относительно начатых проектов, в наивной надежде, что преемник их хотя бы прочитает, подготовить бумаги для графа Татищева по прежним заданиям, часть из которых завезти лучше сразу в его столичный дом.

Подслушанные разговоры навели на плохие мысли. Что-то у графа в столице накопилось многовато недоброжелателей, и ходил неуловимый по происхождению, но устойчивый слушок, что вскорости закатится карьерная звезда спесивого Николя Татищева, как и не было. Вряд ли одним ходынским происшествием его топить будут, а самое слабое место в семейной обороне этого рода он и сам теперь не хуже знал. И раз язык не повернулся при встрече, придется написать. Не с первой попытки получилось, но он рассчитывал, что напугает ее в должной степени.

«Дорогая Ксенія Александровна!

Обстоятельства вынуждаютъ меня совершить дальнее путешествіе, о которомъ я уже Вамъ разсказывалъ. Но считаю своимъ долгомъ предупредить Васъ о грозящей всмъ намъ опасности. Люди, чье вліяніе и возможности, намного превосходятъ мои, могутъ нанести вредъ Н.В. Возможно, выбравъ своимъ инструментомъ Васъ. Поэтому заклинаю — будьте благоразумны и не доверяйте каждому, кто встрчается на Вашемъ пути.

Сожалю, что мы провели такъ мало времени вмст. Вы удивительная женщина, и наше знакомство я считаю одной изъ лучшихъ неожиданностей въ моей судьб.

Вашъ покорный слуга М. Тюхтяевъ».

Уже на выходе с Моховой поймал извозчика, поручил ему передать конверт дворецкому новенького дома в Климовом переулке — сам не рисковал, потому что с обеда не покидало неприятное ощущение слежки. Мимо пробежала стайка студентов, на которых и внимания-то не обратил — как молодые жеребята резвятся, нет на них управы. Один споткнулся, столкнулся с Тюхтяевым, задев стопкой учебников, многословно извинился и побежал дальше.

Поначалу и не заметил, что правый карман пальто медленно увлажнился, только тяжело вдруг стало, и спать, нестерпимо захотелось спать.

Нелепо как вышло!

* * *

В жизни статского советника самым хлопотным делом была исповедь — обычно между постами он успевал столько раз вдоль и поперек пройтись по перечню заповедей, что затруднительно было припомнить все грехи. И перспективу загробной жизни он себе представлял без особых иллюзий. Но отчего же так плохо-то? Раскалывается голова, горит бок и безумно мучает жажда. Он с трудом приоткрыл один глаз и наткнулся на радость склонившегося прямо к нему лица. Еще чуть-чуть и носами столкнутся.

* * *

— И снова здравствуйте, Михаил Борисович! — с натянутым восторгом улыбнулась ему несостоявшаяся невеста. Все-таки ад.

— Вы? — просвистел он.

— Я. — Промокнула его губы влажным полотенцем. — На этот раз Вы весьма экстравагантно меня навестили.

Последним четким воспоминанием была Моховая, экипаж и тьма. Прислушался к ощущениям — руки и ноги явно были на месте, даже слушались, только вот тошно было. Да и ощущения какие-то неправильные. Что-то не так.

Он пошевелил левой рукой — движение правой отдавалось в бок и было неприятным. Под простыней он был почти голым. И она тут рядом. Это совсем неловко.

— Что?

— Ножевое ранение. Вроде бы без повреждений внутренних органов. Вас зашили, обработали, перевязали. Денек полежите — и вставать начнем. — отрапортовала графиня Татищева.

— Кто? — кто порезал, он смутно догадывался. Зря проигнорировал подростков. Но кто переместил его от аристократического квартала до непонятной дыры, в которой по неведомому капризу поселилась графиня? Да и кто-то же оказывал помощь. Не могла же она? Хотя «я изучала медицину по журналам». Нет, одно дело пульс искать, и совсем другое — настоящие раны лечить.

— Сюда Вас кучер довез, которому Вы письмо для меня передавали… — она поморщилась. — Сбежал быстро.

— Л-лечил кто? — не стоит сейчас делать эту историю достоянием общественности. Вообще ни к чему. Надо затаиться и посмотреть, что будет. Ведь не грабили же его? Значит, неспроста резали.

— А вот об этом лучше не спрашивайте. — она протянула ему драгоценный стакан прохладной воды. Ни разу он не пил вина вкуснее, чем эти капли прозрачной жидкости. И вот черты женщины становятся нечеткими, звуки стихают… Да она его усыпила, негодница!

Утром в комнату заглянула мрачного вида горничная — совсем юная, худенькая, с плотно сжатыми губами. Она поправила подушку, раскрыла шторы и комната стала куда светлее. За окнами виден колодец двора, значит это гостевое крыло. Вон там сквозь сияющие стекла видна люстра, которую он помнил по прошлым визитам. Значит второй этаж, а наверху помещения графини. В открытом окне мелькнула обнаженная спина, тут же скрывшаяся за темной гривой волос. Показалось, наверное.

— Ее Сиятельство велели пить. — девочка подала стакан с темно-красной жидкостью.

— Что это? — прошептал советник.

— Сок гранатовый. Ее Сиятельство велели сказать, что очень полезно при потере крови.

— Хорошо.

Девица не уходила.

— Можешь быть свободна. — каждое слово дается с трудом.

— Ее Сиятельство предупредили, что Вы так скажете. Приказано проследить, чтоб выпили. — невозмутимо произнесла прислуга. Нет у них почтения к гостям, все в хозяйку пошли.

Сок терпкий, но можно пережить. Девица слегка улыбнулась и забрала стакан, оставив раненого изучать интерьеры. Раньше ему особенных экскурсий по дому не устраивали — музыкальная комната, в которой нет даже рояля, зато теперь выросли горы коробок с геологическими артефактами, холл, столовая, салон с крохотным зимним садом, кабинет и малая гостиная. Лестница уходит наверх, и не раз она проговаривалась, что спит там. Странное решение, но этот дом она придумывала сама, а причудливость мышления этой женщины — ее отличительная черта. Это помещение определенно предназначалось для гостей. Не особо роскошно, но уютно. В зеленых тонах, с примесью ее любимого шоколада.

Вскоре и сама хозяйка появилась на пороге в сопровождении молчаливого молодого лакея. Тот был на редкость смазлив, смотрел на нее с рабским обожанием, и могло бы закрасться неприятное сомнение, не воспринимай она его так же бесполо, как и любого другого. Пожалуй, и самого Тюхтяева тоже теперь можно отнести в эту категорию, особенно после случившегося разговора.

— Добрый день! — ее наигранный оптимизм был способен освещать темные комнаты. — Как себя чувствуете?

Прохладная рука легла на лоб, она прислушалась к ощущениям, потом коснулась губами, замерла.