Неизвестное путешествие Синдбада

У джинна засверкали глаза, затряслись руки и он разразился рыданиями и проклятиями.

– Моё торжество продолжалось лишь одну краткую минуту... Сулейман и небесное воинство свергли меня с престола и в наказание за гордыню заточили в сосуд, который бросили в морскую пучину. Я был обречён на вечное пребывание в этой постылой темнице... Но прошли века. На небесах, как видно, забыли обо мне, предоставив сосуду носиться по воле волн, как ему заблагорассудится. И судьба сжалилась надо мной. Я свободен! Свободен!
– Джинн опять разразился хохотом.
– Я приму твой облик, о мой злосчастный спаситель, и никто не заметит подмены. А чтобы никто ни о чём не узнал, я убью тебя. Превращу в таракана и раздавлю одним ударом пятки! Потом проникну во дворец халифа, приму облик правителя, соберу войско и двинусь покорять все четыре стороны света. Но ты этого не увидишь, ибо к тому времени будешь мёртв.

– О джинн, - пролепетал опомнившийся Синдбад.
– Я не верю глазам. Это невозможно...

Джинн вперился в него пылающим взглядом.

– Я прочёл твои мысли и знаю, что тебя удивило. Ты не можешь взять в толк, как я, такой громадный, поместился в этом ничтожном сосуде.

– Ты прав, о джинн. Именно об этом я и хотел у тебя спросить.

– Лёгкое колдовство, доступное самому заурядному ифриту!

– И всё же я не поверю, пока не увижу своими глазами, как это произошло.

Ибн Джалиджис расхохотался.

– Если я захочу, то помещусь не то что в кувшине - в напёрстке, в иголочном ушке, да в чём угодно!

– Нет, нет, не могу поверить, - твердил Синдбад.
– Я читал в древних книгах, что этого не мог сделать даже сам Сулейман ибн Дауд!

– Сулейман не мог, а я могу, - хвастливо заявил джинн.
– Потому что я - самый умный, самый хитрый и самый ловкий из всех джиннов на свете!

– Если Сулейман не мог, то джинн и подавно не может, - настаивал Синдбад.
– Я человек торговый и меня не проведёшь. Я знаю, что почём в этом мире.

– Ты обвиняешь меня во лжи?
– заревел джинн, и от его громового голоса затряслись стены.
– Я, конечно, тебя убью, но вначале докажу правоту своих слов. Перед смертью ты убедишься в моём колдовском могуществе. Смотри же!

И джинн, заклубившись в воздухе дымом, начал засасываться в горлышко сосуда. Засосавшись наполовину, дым вновь превратился в джинна. Только теперь перед Синдбадом возвышалась лишь верхняя половина туловища; нижняя находилась в сосуде.

– Не верю, не верю, - повторял Синдбад.
– Это невозможно. Такой большой джинн в таком маленьком кувшине никак не поместится.

Джинн в ярости потряс кулаками.

– Не веришь, несчастный?
– И он, снова превратившись в дым, продолжал засасываться в горлышко.

Синдбад схватил лежавшую неподалёку печать и подполз к сосуду. Туда уже затягивались последние остатки дыма. Внезапно они обрели очертания уродливой головы. Клыкастая пасть раскрылась и проревела:

– Теперь-то ты убедился?

– Как я могу убедиться, когда твоя голова больше самого кувшина?
– воскликнул Синдбад.

Джинн посмотрел ему в глаза.

– А-а-а-а!
– вдруг заревел он, его голова затряслась, а кувшин запрыгал в воздухе.
– Я прочёл твои мысли, коварный! В твоей руке печать Сулеймана, которой ты хотел вновь замуровать меня в проклятом сосуде! Нет предела человеческому злодейству, и не зря я поклялся убить того, кто освободит меня!

Дым повалил из горлышка со страшной силой, и через несколько мгновений джинн вновь стоял посреди комнаты. Лицо его кривилось, пальцы скрючивались и тянулись к Синдбаду.

– Превратить тебя в таракана и раздавить - это величайшая милость с моей стороны, - дрожащим от злости голосом проговорил он.
– Нет, ты не заслуживаешь такой лёгкой смерти! Твоя смерть будет мучительна и ужасна! Я превращу тебя в жабу и буду медленно поджаривать на огне этого светильника. Ты будешь корчиться в жесточайших муках, и не будет для меня зрелища слаще, чем вид твоих страданий, презренный обманщик.

– Погоди, о джинн, - вскричал мореход в последней надежде.
– Ты ведь хотел превратиться в меня. А кто же, как не я, сможет по достоинству оценить такое превращение? Я очень сомневаюсь, что ты будешь похож на меня, ведь у тебя голос - как труба, а руки - как клешни. И потом, куда же ты денешь свои клыки?

Джинн, ни слова не сказав, закружился вихрем. Через минуту вихрь сузился до размеров человеческой фигуры и застыл, превратившись в точную копию Синдбада. Кошмарный колдун стоял перед мореходом в таком же полосатом халате, и даже лицо у него было такое же бледное и испуганное.

Но испуг сохранялся лишь первые мгновения. Двойник всплеснул руками и расхохотался, и смех у него был точь-в-точь как смех настоящего Синдбада.

– Теперь я - Синдбад!
– закричал джинн.
– Мне принадлежат твои корабли и товары, твой дом, твоя жена, твои слуги. А завтра я превращусь в халифа и мне будет принадлежать весь Багдад!

– В меня превратиться немудрено, ведь я нахожусь тут, перед тобой, - слабым голосом возразил Синдбад.
– Но как же ты превратишься в нашего луноликого халифа?

– В тот самый миг, когда увижу его, - ответил джинн.
– Я его тут же убью и в его облике займу престол.

– Значит, ты не можешь превратиться в то, чего никогда не видел!
– воскликнул Синдбад.
– А стало быть, ты не настолько могуществен, как утверждаешь!

Джинн вперился в него взглядом.

– Я не видел халифа, зато ты видел!
– крикнул он.
– Я читаю это в твоих мыслях! Вспомни его получше, и я тут же, при тебе, превращусь в него!

– Ты хочешь сказать, что можешь превратиться во всё, что я воображу?
– переспросил Синдбад.

– Во всё!
– горделиво подтвердил джинн.

– Не могу поверить в такое, - пробормотал мореход.

Джинн в гневе затопал ногами.

– Нарочно превращусь, чтобы ты окончательно убедился в моём могуществе и умер со спокойной душой на этот счёт!
– провопил он.
– Давай, воображай! Сейчас стану хоть халифом, хоть слоном, хоть мелкой букашкой!

Синдбад протянул ладонь и представил, что на ней сидит комарик. Джинн вновь превратился в дымный вихрь, который на этот раз заклубился особенно быстро, так что даже раздался свист. Вскоре вихрь сделался крохотным, свист уже походил на писк, мгновение - и на ладонь Синдбада опустился комар. Синдбад тотчас треснул по нему другой ладонью. Но он когда развёл руки, то - о ужас!
– убедился, что коварному джинну ничего не сделалось. Комар был жив и пищал, и этот писк очень походил на смех...

Синдбад закрыл глаза и со стоном опустился на пол. Чья-то нога, обутая в сафьяновую туфлю, грубо ударила его. Синдбад поднял голову и увидел перед собой своего двойника.

Ибн Джалиджис трясся от ярости, его глаза налились кровью.

– Коварнейший из смертных!
– взревел он.
– Даже та мучительная казнь, которую я приготовил для тебя, будет слишком лёгким наказанием за твою наглую выходку! Ты задумал погубить меня, словно я и правда букашка, которую можно просто так взять и прихлопнуть ладонью, оставив от неё мокрое пятно! Ты умрёшь, и умирать будешь мучительно и долго, очень долго!