Неизвестные в доме

– А кто говорил?

– Не помню. Просто говорили, что он будет всю жизнь нас шантажировать, что в нашем лице он напал на золотую жилу, что он вечно будет требовать от нас денег.

– А говорили о том, что его надо убить?

– Да, господин председательствующий.

– Так-таки хладнокровно обсуждали этот вопрос?

Да нет, вовсе не хладнокровно! Лурса энергично задвигался на скамейке. Все это бесполезно, раз никто не желает вникнуть в разговоры и лексикон этих мальчишек. Если они даже обсуждали план убийства в мельчайших подробностях, все равно это ничего не значило. Они выдумывали разные драмы просто для забавы, вот и все.

– Мэтр Лурса, вы хотите задать вопрос свидетелю? Он, очевидно, заметил, что Лурса ерзает на скамье.

– Да, господин председательствующий. Мне хотелось бы, чтобы вы спросили, кто из них, кроме Маню, был влюблен в Николь.

– Свидетель, слышали вопрос? Прошу вас, не смущайтесь. Я понимаю, что создалось не совсем обычное положение, но вы должны видеть в мэтре Лурса только защитника подсудимого. Отвечайте.

– Не знаю.

– Разрешите, господин председательствующий? До появления Маню кто был обычным кавалером Николь?

– Эдмон Доссен.

– Другими словами, он старался прослыть се любовником, а на деле им не был, не так ли? Это, в сущности, входило в игру. Но был ли еще кто-нибудь влюблен, по-настоящему влюблен в Николь?

– Думаю, что Люска.

– Делал ли он вам соответствующие признания?

– Нет. Он вообще неразговорчив...

– Ваша шайка распалась оттого, что произошел несчастный случай и в доме лежал раненый? Детриво молчал, а Лурса добавил:

– А может быть, скорее из-за того, что у Николь появился настоящий любовник?

В глубине зала началась толкотня, так как задним тоже хотелось видеть. Детриво не знал, что ответить, и опустил голову.

– Всё, господин председательствующий.

– Больше вопросов нет? Господин прокурор?

– Вопросов больше нет.

– Никто не возражает, если свидетель отправится в свой гарнизон? Благодарю вас.

Все заранее знали, что рано или поздно придется коснуться таких вопросов, но г-н председательствующий все-таки почувствовал, что его начинает лихорадить.

– Введите мадмуазель Николь Лурса... Прошу прощения, господин адвокат.

Вместо того, чтобы постараться стать как можно незаметнее, Лурса еще больше раздулся.

– Клянитесь говорить только правду, одну только правду. Подымите правую руку, скажите: клянусь. Вы заявили полиции, а потом на следствии, что вечером седьмого октября подсудимый находился в вашей спальне.

– Да, господин председательствующий. Николь смотрела на него любезно, просто, с великолепным самообладанием.

– Поднимались ли вы вдвоем навестить раненого?

– Нет, господин председательствующий. Я ходила к нему одна в десять часов, относила ужин.

– Следовательно, посещения Маню не были связаны с уходом за Большим Луи?

– Нет, господин председательствующий.

– Хорошо, на ответе не настаиваю. В этот вечер вы не ждали никого из ваших приятелей?

– Никого. Они уже несколько дней ко мне не приходили.

– И вам известно, почему не приходили?

– Потому что знали, что мы предпочитаем быть одни.

Присутствующие наблюдали за Лурса, пожалуй, еще с большим любопытством, чем за Николь, и Лурса внезапно захотелось им улыбнуться.

– В котором часу Эмиль ушел от вас?

– Около полуночи. Я настояла, чтобы он вернулся домой пораньше и лег спать, так как у него был усталый вид.

– И это вы называете рано ложиться?

– Обычно он уходил в два-три часа ночи. Рожиссар вертел в пальцах карандашик и разглядывал его с бесконечным интересом.

– Вы говорили о Большом Луи?

– Точно не припомню, но думаю, что нет.

– Когда Маню расставался с вами на пороге вашей спальни, он решил немедленно отправиться домой. Однако несколько минут спустя ваш отец видел, как он спускался с третьего этажа. Это верно?

– Совершенно верно.

– А что, по вашему предположению, Маню делал на третьем этаже?

– Он вам об этом сказал. Он услышал шум и пошел посмотреть.

Судья вполголоса спросил что-то у своих помощников. Все трое пожали плечами. Взгляд в сторону Рожиссара, который потряс головой, взгляд в сторону Лурса...

– Спасибо. Можете быть свободны.

Николь слегка нагнула голову, как бы в поклоне, с самым непринужденным видом села рядом с отцом и тут же взялась за свои обязанности секретарши. Председательствующий кашлянул. Рожиссар чуть не сломал свой карандашик. В глубине зала снова произошло движение, хотя никто толком не знал, чем оно вызвано.

– Введите следующего свидетеля... Эдмон Доссен... Клянитесь... правду... правду... правую руку... к присяжным... Клянитесь... Здесь приложено медицинское свидетельство, удостоверяющее, что вы только что перенесли серьезную болезнь и что в связи с вашим состоянием вам прописан щадящий режим.

Эдмон действительно был бледен, как-то по-женски бледен. Он знал это. И играл на этом. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он взглянул прямо в лицо Маню.

– Что вы знаете об этом деле? Повернитесь лицом к господам присяжным. Говорите громче.

– Пришлось вернуть все вещи, как в Эксе.

– Вы имеете в виду Экс-ле-Бен, где вы играли в ту же игру, назовем ее условно "в гангстеры", и где вы возвращали похищенные предметы?

– Их просто клали каждое утро у источника, и полиция их находила. В Мулене мы решили собрать сначала побольше трофеев. Главным образом потому, что в нашем распоряжении был целый этаж.

– В доме вашего дяди, не так ли? Как относился к вашему поведению подсудимый?

– Он все принимал всерьез. Я первый сказал остальным, что из-за него у нас будут неприятности.

Казалось, Лурса не слушает. Минутами он будто спал, скрестив на груди руки, опустив голову, и один из судей, не выдержав, толкнул председательствующего локтем.

– Как, по-вашему, был ли подсудимый напуган ходом событий?

– Он совсем с ума сходил. Особенно когда Большой Луи стал требовать денег.

– Вам известно, что он воровал эти деньги? Ответа на вопрос не последовало. Николь, порывшись в папках, вытащила какой-то листок и протянула отцу.

– Один вопрос, господин председательствующий. Не будете ли вы так добры спросить свидетеля, имел ли он отношения с девицей Пигасс, которую пока что безуспешно разыскивает полиция?