Нелегкий выбор

«Мой отец убил мою мать».

Рука Тима повисла вдоль бедра. Мяч упал, покатившись вниз по легкому уклону газона. Мальчик механически бросился за ним, подхватил и выпрямился, вращая мяч между указательными пальцами. Слова повторялись и повторялись, порождая, казалось, противное эхо внутри головы.

«Мой отец убил мою мать».

Он убил ее и себя. Невозможно. Но так и было.

Мяч продолжал размеренно вращаться перед его глазами, и голос Лэйни донесся сзади, словно сквозь слой ваты.

— Обед будет готов минут через пять, не больше. Тим, милый, иди в дом и мой руки.

Он даже не повернул головы, продолжая вращать и вращать мяч между указательными пальцами.

Вспомнив, сколько всего еще предстояло сделать, Лэйни беспомощно помотала головой. Только не паникуй, приказала она себе. Сначала обед, потом юбка, Пэтси-Пони и, наконец, сон. Нужно только придерживаться этого списка, и все будет в порядке.

Вернувшись домой с несколькими метрами тюля, она разложила ткань на большом обеденном столе, подколов выкройку так аккуратно, как сумела. Она ничего не шила со школы, с тех уроков домоводства, которые терпеть не могла. Она и тогда не блистала талантом портнихи. Отыскав громадные портновские ножницы, она вырезала заготовку будущей балетной пачки, вознаградив себя за этот тяжкий труд небольшим перерывом, в течение которого готовила обед. Сам процесс шитья она сочла за лучшее отложить до окончания обеда.

— Что, уже пора есть? — спросила Райли, закутанная в детское пикейное одеяльце, которым не пользовалась лет с трех.

— Почему бы тебе не вымыть руки, пока я буду загонять Тима домой? Похоже, он не горит желанием сесть за стол.

Она вышла на задний двор, натянув одну из курток с вешалки и запахнувшись от ветра. Тим не подал вида, что слышал хлопок двери, но промахнулся по корзине.

— Тим, пойдем обедать. Ты почти ничего не ешь. Так можно и с голоду умереть.

Не отвечая, он поймал мяч и снова нацелился по корзине.

— Завтра тебе в школу, — умоляюще глядя на мальчика, Лэйни сделала еще одну попытку. — Завтра тебе придется пойти на уроки, милый. Может быть, ты как-то приготовишься к этому… позвонишь друзьям, узнаешь, что задавали на дом…

Тим продолжал вести себя так, словно рядом никого не было. Он снова бросил мяч, промазав на полметра, поймал его и собрался бросить снова.

— Тим, перестань! — Лэйни выхватила мяч у него из рук. — Тебе совершенно ни к чему мучиться в одиночку. Правда, зачем это? Завтра я съезжу к миссис Берк и узнаю, есть ли хороший психоаналитик, который сможет нас принять. Да мне и самой это не помешает, ведь твои папа с мамой были моими лучшими друзьями.

Мальчик смотрел сквозь нее, словно его тело каким-то образом оккупировал чужак, который не имел с ним ничего общего. Нет, от нее не было совершенно никакого толку. Подумав так, Лэйни вновь ощутила горечь неудачи.

— Ладно, будем есть вдвоем, — сказала она, вернувшись в кухню, где Райли ставила на стол разносортные приборы (деталь, которую Лэйни совсем упустила из виду).

Мясо пережарилось и застревало в зубах, а недоваренная морковь неприятно похрустывала. За столом царило унылое молчание, которое Лэйни постаралась развеять, спросив:

— Что ты больше всего любишь есть на обед, Райли?

Девочка равнодушно пожала плечами.

— А что ты наденешь завтра?

Ответа снова не последовало, и ей на память пришли многочисленные обеды, на которых она присутствовала в доме Коулов. Райли заговорила гораздо раньше, чем большинство детей, и была такой болтушкой, что едва ли когда замолкала на пять минут. Ее щебетание, как музыка, наполняло столовую. Сейчас ребенок говорил чуть больше глухонемого.

Тягостную тишину прервал звонок в дверь. Лэйни подняла взгляд на кухонные часы. Кто бы это мог быть, в восемь часов вечера понедельника? Озадаченно хмурясь, она прошла через холл к парадной двери. Сзади послышались звук отодвигаемого стула и детские шаги. Райли поднималась по лестнице.

На крыльце стояли двое мужчин. Лэйни решила, что это, вероятно, друзья семьи, явившиеся принести соболезнования, и сердце ее упало.

— Добрый вечер, — сказал один из них, более высокий, пожимая ей руку и без приглашения проходя в дом. — Меня зовут Том Уильямсон, а это олдермен Рафферти.

— Питер, — уточнил второй, входя следом за ним и закрывая дверь.

— Мы были близкими друзьями Джона и пришли, чтобы предложить вам любую помощь, какая требуется.

Уильямсон покровительственно обнял Лэйни за плечо и повел в гостиную. Там он расположился в одном из кресел, а она осталась стоять, думая: да, мне нужна помощь! Мне нужно, чтобы вы оба ушли — и поскорее!

— Спасибо за предложение, — громко сказала она, понятия не имея, как будет продолжать.

Оба посетителя смотрели на нее в ожидании, словно Лэйни была обязана их развлекать, но с полминуты она не могла подобрать ни одной приличествующей к случаю фразы.

— Вы давно знали Джона и Фэрил? — наконец пролепетала она, ничуть не интересуясь тем, что услышит в ответ.

Ее вопрос, казалось, открыл плотину воспоминаний. Перебивая друг друга, Уильямсон и Рафферти принялись извлекать из памяти эпизод за эпизодом. Это продолжалось не менее четверти часа, и Лэйни не сомлела только благодаря тому, что в кухне послышались торопливые шаги. Она так обрадовалась, что встретила искренней улыбкой появившегося Пенна Бекли. Он занимал летний домик, появляясь и вновь исчезая в зависимости от неизвестного ей расписания, и невозможно было предугадать, когда он снизойдет до очередного появления в доме.

— Вы знакомы? — спросила она с нескрываемым отчаянием в голосе.

— Пенн Бекли, брат Фэрил, — небрежно представился тот.

Уильямсон и Рафферти немедленно перевели поток воспоминаний в новое русло, повторив от первого до последнего слова все, что до этого говорили Лэйни.

Внимательно их выслушав, Пенн повернулся к Лэйни.

— Тим, по-моему, тренируется играть в баскетбол вслепую. Снаружи совсем темно.

— Я пыталась позвать его на обед, но не знала волшебного слова, и ничего не получилось. К тому же он отказывается идти завтра в школу.

«А я ведь понятия не имею, как с ним разговаривать, и эти типы не собираются уходить, и на столе лежит незаконченная юбка Райли, не говоря уже о с набросках, до которых еще надо доползти через этот бесконечный вечер!»

Она не сказала ничего из этого, но Пенн, казалось, прочитал ее мысли.

— У моего племянника сейчас трудный период, — обратился он к посетителям, сочувственно улыбаясь. — Уверен, вы это понимаете. Может быть, если мы втроем выйдем и поиграем с ним полчасика, это поможет делу…

— Ну конечно! — хором ответили Уильямсон и Рафферти, снимая пальто.

Лэйни заторопилась в кухню, а из гостиной вскоре снова послышались звуки «Красавицы и чудовища». Не прошло и десяти минут, как со стола было убрано, а тарелки вымыты. Настало время заняться балетной пачкой. В памяти Лэйни всплыла картина из детства: миссис Клоски с отвращением вертит в руках то, что только человек с фантазией мог бы назвать расклешенной юбкой, и ставит Лэйни первую и последнюю в жизни единицу.

Чтобы хоть на пару минут оттянуть неизбежное, она выглянула на задний двор. Уму непостижимо! За домом горел свет, и мальчик, который едва выдавил из себя десять слов за целую неделю, с хитрой улыбкой обводил мяч вокруг Тома Уильямсона. Вот он перебросил мяч Пенну, который ловко послал его прямо в корзину. Тим подпрыгнул, показывая дяде большой палец и улыбаясь во весь рот.