Нелюбимый

— Хм… — он оглядывает комнату, его глаза на мгновение останавливаются на сундуке рядом с комодом. Я не обращала на него внимания, полагая, что там были дополнительные одеяла, как в ящике у подножья моей кровати, но теперь мне интересно, есть ли там что-то ещё.

— Выбери что-нибудь из одежды и приготовься. Я заберу тебя через час.

— Заберёшь меня?

— У твоей двери, ээ, занавески. Я джентльмен.

Я хихикаю, кивая ему.

— И мы просто останемся здесь?

Он кивает, оглядывая комнату, его глаза серьёзны, когда они останавливаются на мне.

— Мы останемся здесь, ангел. Всю ночь напролёт.

Он целует меня в макушку и оставляет одну, и я знаю, что дни уходят, и я знаю, что моё сердце будет болеть, когда всё закончится, но я отказываюсь убиваться сейчас, горюя о несбыточной вечности с ним.

Я улыбаюсь про себя, взволнованная нашим свиданием, и вскакиваю с кровати, чтобы открыть чемодан миссис Портер и посмотреть, что там внутри.

Глава 26

Кэссиди

Я прочитал достаточно книг и посмотрел достаточно телешоу и фильмов, чтобы знать, что первое свидание — это большое дело, и хотя в наших отношениях не было ничего обычного, это единственная вещь, которую я действительно хотел бы сделать правильно.

Когда я был сегодня в магазине, то кроме смешного количества коробок с презервативами (шесть, если быть точным, это всё, что у них было в наличии), я купил несколько цитронелловых свечей, вино, сыр, два стейка и батарейки для моего транзисторного радиоприёмника. Я могу поймать WSYY-FM (Прим. радиостанция, вещающая в полном сервисном формате под лозунгом «Радио с отношением») в ясную ночь, и эта обещает быть настолько ясной, насколько это возможно. Кроме того, я купил зефир, шоколадные батончики и крекеры «Грэм», потому что я обещал Бринн развести костер, и было бы обидно иметь его без смор (Прим. традиционный американский десерт, который едят в детских лагерях обычно по вечерам у бивачного костра. S’more состоит из поджаренного маршмэллоу и куска шоколада, прослоенных в два куска крекера «Грэм»).

Я вытащил кухонный стол на улицу, на траву, накрыл его старой скатертью и поставил, как положено, тарелки, салфетки и бокалы. По радио звучит «Блюзовая ночь», что меня вполне устраивает, и свечи весело мерцают на вечернем ветерке. Я принял душ на открытом воздухе и сбрил растительность на лице, затем проскользнул в свою комнату через наружную дверь, чтобы одеться. На мне чистые джинсы, белая футболка и клетчатая фланелевая рубашка, потому что сегодня воздух всё же холодноват.

У меня есть ещё немного времени, прежде чем я должен «забрать» Бринн, поэтому я наливаю вино и открываю нарезанный чеддер, который купил в магазине. Я испытываю возбуждение, но то, как я подпрыгиваю, подсказывает мне, что я все же нервничаю. Сегодня я хочу спать с Бринн. Я готов отдать ей свою девственность. Но я хочу, чтобы это было хорошо и для неё тоже. Я не могу сказать ей, что люблю её, потому что не могу удерживать её здесь, а если ей станет известно о моем чувстве, уйти будет ещё труднее. Но когда мы будем спать вместе позже вечером, это именно то, что будет: занятие любовью. Я никогда никого не любил — ни маму, ни дедушку — никого так сильно, как люблю её.

Я отворачиваюсь от дома и смотрю на Катадин.

За вершиной небо — это буйство красок, расцветка облаков кажется потусторонней. Ярко-оранжевый. Насыщенный пурпурный. Нежный лавандовый.

Пик Бакстер — это не остроконечная вершина, подобная той, которую вы могли видеть на детском рисунке горы. Он сглажен и мягок, самая высокая точка чуть выше 5200 футов. Сравните это с зубчатым Эверестом, высота которого составляет почти 30000 футов. Но Катадин существует уже около 400 миллионов лет, она появилась, когда архипелаг столкнулся с континентом Северной Америки, тогда как молодой Эверест образовался всего лишь шестьдесят миллионов лет назад. Катадин, может быть, и старая леди, но она не уступает. Самые опытные альпинисты в мире покинули Катадин, называя её зверем, и по какой-то причине я горжусь этим.

Но самое главное, она привела ко мне Бринн, и за это я буду вечно благодарен. Тем не менее, в последнее время я начал задаваться вопросом, как я буду выносить жизнь здесь, когда Бринн уедет.

Сегодня утром, когда я ехал в магазин и обратно, подумал, что, когда она уедет, может быть, мне тоже пора уехать на некоторое время. Может быть, не навсегда, но на несколько сезонов. У меня более чем достаточно денег, чтобы начать всё сначала где-нибудь в другом месте или просто попутешествовать некоторое время. Мало того, что я жил скромно, у меня есть полный набор навыков для жизни вне системы. Я мог бы просто… исчезнуть.

Но после будет целая жизнь, чтобы обдумать эти мысли.

Не сегодня.

Сегодня вечером в моём доме красивая девушка, и она ждёт, когда я заберу её на наше свидание.

Проведя рукой по всё ещё влажным волосам, я хватаю собранный букет полевых цветов и одним прыжком поднимаюсь по ступенькам крыльца, открываю входную дверь и шагаю через гостиную. У занавески, которая отделяет её комнату от остального дома, я останавливаюсь, признавая пузырьки в своём животе успокоиться, прежде чем постучать в дверной косяк.

— Есть кто дома?

— Войдите.

Её голос вызывает у меня улыбку, и я распахиваю занавеску, чтобы обнаружить её сидящей на краю кровати и смотрящей на меня снизу вверх. Она одета в светло-голубой джинсовый сарафан и в открытый белый свитер-кардиган. Она носит плетёный браслет на своём тонком запястье, и это заставляет моё сердце немного распухнуть, потому что я подарил его ей. Её блестящие, каштановые волосы собраны в конский хвост, волосы перевязаны светло-голубой лентой и лежат на плече, а её ноги босые.

Господи, как бы мне хотелось никогда не отпускать её.

— Привет, — говорит она, улыбаясь мне.

Я протягиваю ей цветы.

— Ты выглядишь прекрасно.

— Спасибо.

Она наклоняется, чтобы понюхать их, затем смотрит на меня сверкающими глазами, приподняв уголки губ. Ах, Бринн, Бринн, как я тебя люблю.

— У меня где-то есть ваза, — слышу я свой голос. — Я отыщу её для тебя.

Она кладёт маленький букет на край стола, встаёт и кружится.

— Я понятия не имела, что у твоей мамы было ещё несколько вещей в сундуке. Большинство её платьев были слишком малы, но я подумала, что смогу кое-что придумать, если надену свитер.

Я делаю шаг вперёд и впиваюсь в неё взглядом.

— Я никогда не видел такой красивой женщины, как ты, Бринн Кадоган.

Она краснеет, и на секунду я чувствую себя королём мира, потому что мои действия и слова каким-то образом умудряются задеть её. Я недостоин её, но она здесь, со мной, её щёки розовые, а глаза нежные.

— Ты побрился, — говорит она.

— Старая опасная бритва деда, — отвечаю я, потирая гладкую челюсть.

— Ты безумный красавчик, Кэсс.

— Верно.

Никто никогда ранее не называл меня красавчиком. Ну, мама. Но мамы не в счёт — они должны думать, что их сыновья красивы.

Она смеётся, качая головой.

— Обжигающе горяч.

Хотя я никогда раньше не слышал этого выражения, её потемневшие глаза говорят мне, что это хорошо — быть обжигающе горячим, и я не могу удержаться от улыбки, глядя на неё сверху вниз, мой румянец, вероятно, такой же яркий, как её.

— Окей. Эм, спасибо, наверное.

— Мне показалось, что я слышала музыку, — говорит она, заглядывая мне через плечо.