Нелюдим
Шрифт:
— Надеюсь, все в этом доме, включая мамочек и сыночков, готовы, потому что пришло время... беспощадной щекотки! Р-р-р-р!
* * *
— Давай возьмем одного? — спросил Гэррет, разглядывая в зоомагазине сидящих в клетках щенков.
— Возьмем, когда тебе исполнится шесть лет, — ответил Тоби.
— Это очень долго!
— Это ты сейчас так говоришь.
1993 год
— Смотрите-ка, что нам в ящик сегодня положили! — сообщила Сара, размахивая конвертом.
Тоби взял у нее письмо.
— Ух ты. Я не думал, что их еще отправляют. Тут даже адрес старый указан.
— Открывай.
— Что это, папа? — Гэррет положил пластиковую фигурку пришельца с щупальцами и поспешил присоединиться к общей суматохе.
— Ничего. Это всего лишь папина разрушенная мечта.
— Не говори так при нем, — сказала Сара.
— Да шучу я.
— Но он-то об этом не знает.
Тоби разорвал конверт и передал письмо Гэррету.
— Хочешь прочитать?
Гэррет с радостью схватил письмо. Он посмотрел на слова и нахмурился.
— Прочитай вслух, — попросила Сара.
— «Мы... с... со-жа-ле-ни-ем...»
Тоби вздохнул.
— Пусть лучше Доктора Сьюза почитает.
* * *
— Угадай, кто сегодня получил золотую звезду? — спросил Тоби Оуэна.
Оуэн потянулся к рисунку, но Тоби спрятал его за спину.
— Если ты порвешь его, Сара меня убьет. Я просто хочу тебе его показать. Смотри. Неплохо, а?
Да.
— Ты же это не просто так говоришь, да? Я, конечно, предвзято отношусь, но знаешь, я был на дне открытых дверей и видел на стене, что нарисовали другие дети, — какую-то хрень. Посмотри на эту руку. Скольких шестилеток, рисующих костяшки на пальцах, ты знаешь? От меня талант к нему передаться не мог, так что не знаю, где он его взял, но этот парень — чертов Рембрандт. Золотая звезда. Вот так-то!
Он снова спрятал рисунок за спину.
— Нет, серьезно, Оуэн, тебе нельзя к нему прикасаться. Но впечатляет, да? Это же не только у меня в голове? Мне нужно, чтобы ты высказал непредвзятое мнение, потому что мы с Сарой писаемся от восторга по этому поводу. Конечно, он надул в штаны во время перерыва, но, когда у тебя колоссальный талант, ты не всегда можешь контролировать свой мочевой пузырь.
1994 год
— Ой.
— Только «ой», и все?
— Ты меня застала врасплох, вот и все. То, как ты это сказала. Без предисловий.
— Как говорят в газетном бизнесе, не уходи от темы.
Сара едва не подпрыгивала от возбуждения.
Новость, признаться, была превосходная. Детское телешоу хотело взять ее
в штат, чтобы она еженедельно писала новые песни. Невероятная возможность. Она могла превратиться из официантки с несколькими песнями, изредка появляющимися на местной радиостанции, в композитора на постоянной основе.— Но это же в Чикаго.
— Ну да.
— Мне придется уволиться с работы.
— Да, придется. Ноты ее особенно и не любишь. И никогда не любил.
— Нам придется Гэррета из школы выдергивать.
— Да, будет ходить в чикагскую школу.
— Ему придется заводить новых друзей.
— Ему шесть. Он еще не завел дружбу на всю жизнь. — Сара уставилась на него в недоумении. — Почему тебя волнует вся эта фигня?
— Я просто не хочу переезжать.
— Почему? Что тебя держит в Ориндж-Лиф?
— Я тут прожил всю свою жизнь.
— И?..
— А этого недостаточно?
— Конечно, недостаточно! У меня мечта сбывается. Я понимаю, что платят не так уж и много, но я же смогу писать песни за деньги. Вместо того, чтобы подавать людям кетчуп и дополнительные салфетки. Я думала, ты захочешь тут же вытащить чемоданы из гаража и начать упаковываться.
— А я не хочу.
Она посмотрела на него с такой болью, что Тоби захотелось упасть на пол и выцарапать глаза от ненависти к себе.
— Ты завидуешь? — тихо спросила она.
— Нет.
— Тогда почему?
— У меня там не будет работы.
— Найдешь. Это не довод. Мы же не в Антарктиду переезжаем, а в Чикаго. Это через два штата.
— Я не могу уехать из Ориндж-Лиф. Это мой дом.
— Твой дом с Гэрретом, Ханной и мной, где бы мы ни были.
— Мы не уедем.
Они молчали некоторое время, а затем ее плечи задрожали и слезы покатились по ее лицу.
— Ты в самом деле хочешь меня этого лишить?
Тоби не смог ничего ответить.
Она позвонила и отклонила предложение.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
1995 год, 50 лет
У него все болело.
Болели ноги, болела спина, болели мозги... люди, которые заявляли, что старость — это отстой, знали, о чем говорили. Сорок со своим кризисом средних лет уже казались старостью, но, не оглядываясь на историю собственной семьи, Тоби планировал здравствовать до восьмидесяти. До ста? Это уже было чересчур. Могло и так случиться, но, скорее всего, Тоби уже пересек экватор.
Позади осталось больше лет, чем впереди.
Чего он добился за полвека?
Не столь малого, полагал Тоби. Двое прекрасных детей. Чудесная жена, которую он горячо любил, даже если иногда она его бесила. И дружба монстра, чьи когти цвета слоновой кости незаметно для него стали желтыми, а зубы начали выпадать. Оуэн тогда с тревогой в глазах держал перед собой зуб, словно бы спрашивая: «Что за чертовщина происходит с моим телом?»
Довольно скоро плотоядное животное могло перейти на жидкую пищу.